Аня никогда не была искушена в книжных делах, поэтому не умела вдумчиво анализировать произведение, докапываясь до самой сути. Ее выводы нередко были поверхностны, эмоциональны и не подкреплены житейским опытом, которого у нее в силу лет не имелось. Она жила как бы по наитию – не умела соединять концы нитей рассуждения. Но несмотря на все это, ее мучило странное ощущение, что автор, даже выставляя несчастного Илью Обломова в неприглядном свете, испытывал странную жалость к этому полному, неуклюжему человеку, странную любовь, которой быть не должно.
«Вот он… ленивый человек – и деятельный. Все дело в лени… Нужно трудиться!» – размышляла Аня.
Но она продолжала читать дальше. Аня совсем забыла про сон, про остывший чай с зефиром, который привез папа маме, чтобы позаботиться о ней. Ее не смущал даже сильнейший зной, от которого в крохотную форточку в такой же крохотной комнатке не залетало ни единого порыва ветра – только комары пытались пробиться сквозь сетку. Ее не смущало даже то, что с утра придется идти на работу, поэтому следует выспаться.
А ведь ни разу за долгие полтора года работы она не засыпала позже полуночи! Да и что возбудило ее чувства? Классика?! Скучнейшая русская классика, над ней на уроках все ее одноклассники и одноклассницы посмеивались, а затем читали в коротком пересказе, чтобы забыть об этом, как о скучном сне, который исчезает сразу же после пробуждения. А когда события в книге дошли до пылкой страсти неуклюжего Ильи к Ольге, тут Аня совсем потеряла покой. На ее глазах ленивый человек неожиданно скинул свой халат и встревоженно рискнул выйти в новый для него мир, от которого так настойчиво прятался. Пока Обломов поднимал сиреневую ветвь, Ане казалось, что она стоит около него. Когда Ольга читала письмо, Аня читала вместе с ней, и все внутри нее переворачивалось. Да от чего переворачивалось? От букв?!
Буквы… Сколько их сидит в договорах, которыми она занимается с утра до ночи? До чего скучные это буквы, унылые, будто глядящие с какой-то тоской, как уставшая работница из окна почты. Но до чего же эти буквы становятся живы здесь, в книге, обретая характер и жизнь, рассказывая не скучнейшие условия работы участка, а самую настоящую историю! Однако же… От волнения Аня вспомнила о несъеденном розовом зефире и невыпитом холодном чае. С трудом отодвинув книгу, положив ее раскрытыми страницами на кровать и как бы обещая ей вскоре вернуться, Аня вышла в кухню, где спали ее братья. Она разглядела во тьме очертания зефирки, быстро закинула ее в рот, запила чаем и уже собиралась было вернуться к чтению, когда взгляд упал на электронные квадратные часы. Шел третий час ночи… А ведь ей завтра на работу.
– Я всегда говорила, что Валька дурная! – заявила дама, обмахивающаяся тетрадкой с должниками. – Надо ж так вляпаться по недоразумению, бестолковая. Приключений она, видите ли, нашла на свою жизнь!
Все одобрительно кивали, соглашаясь с заместительницей начальницы, которая сидела с ними же в кабинете. Время близилось к обеду. То и дело стучали клавиатуры. Открывались и закрывались двери, пропуская мастеров с договорами, отчетами, текущими документами на подпись. Дама с тетрадкой, однако, пока свободно пила чай, периодически обмахиваясь из-за духоты.
– Все верно говоришь, Марь Петровна, – поддакивали сотрудницы.
– Ну подождите, аукнется ей это еще! – продолжала язвительно дама с тетрадкой. – Если головой не думает о своем будущем, то получит абы что. А потом будет рыдать у разбитого корыта.
– Будет!.. – поддакивал хор соглашающихся.
Одна Анна молчала. Слева, а также справа от нее выросли огромные горы документов. Прямо перед ней оскалился, как зубами, своими многочисленными графами журнал, где девушка проводила регистрацию договоров. Она недовольно глядела на одну стопку, затем на другую – и терла глаза. Ей постоянно приходилось одергивать себя, чтобы вернуться к работе, но скорость ее рук сегодня упала – и гора росла быстрее, чем ее разбирали. Продолжали хлопать двери, в которые заходили мастера с договорами. Продолжала тереть глаза Аня, вчитываясь в номера, даты и виды договоров.
Все эти договора ей теперь показались неприятными. Она скользила ручкой по грубой бумаге, вносила все необходимые данные, проверяла и откладывала. Затем странно замирала и могла просидеть с одним и тем же договором в руке десять минут, глядя на него, но будто не видя. Она вспоминала книгу. А ведь книга сейчас в сумке! Аня бросила на нее печальный взгляд и попыталась сосредоточиться. Но весь день у нее так и прошел в каком-то полусне, в котором она машинально что-то делала, а мыслями была там, в саду, где неуклюжий Обломов поднимает ветку сирени, где он пишет своей неуклюжей белой рукой письмо – а Ольга его читает. Неужели вот он – шанс измениться?