Доблесть воина

Князья сидели рядышком и беседовали вполне дружелюбно.

Говорили о важном. Владимир решил не обижаться на то, что зубр достался не ему, и, как положено правильному государю, воспользовался хорошим настроением Болеслава, чтобы договориться о новых границах, по которым большая часть хорватских земель отходила к Руси, а остальное делили меж собой Чехия и Польша. Причем Болеслав Храбрый гарантировал, что раздел этот удовлетворит и его дядю, князя Чешского.

По факту земли, доставшиеся Владимиру, были и так его, завоеванные. Но обоим великим князьям было понятно: умри Мешко год назад, и Болеслав непременно отхватил бы от Хорватского княжества сочный кусок. А то и всё под себя подмял бы. Этот мог. Пусть он лет на десять моложе Владимира, но ни в храбрости, ни в силе великому князю Киевскому не уступит.

Княжьи свиты располагались кто где, но лучшие, понятно, занимали места поближе к государям. Илья тоже устроился неподалеку, у соседнего костра. Ему и его спутникам предложил место Болеславов ближник Горацек.

При этом, как бы между делом, не преминул заверить, что к нападению на них по пути к Владимиру, он, Воислав Горацек, никоим образом не причастен. Ну и попутно попытался выведать дальнейшие планы княжича: собирается ли Илья отбыть домой вместе с великим князем Киевским или же намерен еще послужить Болеславу. А то у них намечается важное посольство к германскому императору Оттону Третьему, который вроде бы уже стал заметен из-за бабьих платьев[5].

Кстати, знакомый Илье благородный Орднидт находится сейчас при императорском дворе и в ближайшее время там и останется…

Надо же! Какая осведомленность!

Однако Илья чеха разочаровал. Нет, он намерен отбыть в Киев. Возможно, его воинские навыки потребуются на родине. Говорят, в последнее время печенеги совсем обнаглели. Да и повоевать с язычниками истинному рыцарю – самое то.

Это верно, охотно согласился Горацек. Вот как раз к такой войне Болеслав тоже готовится. С язычниками-полабами. И дело это, надо думать, затянется. Так что если…

Илья намек понял и выразил готовность подмогнуть. Но попозже. Когда в родных землях в нем острой надобности не будет.

Кстати, об остром. Горацек обратил внимание Маттаха на то, что не следует понимать слова князя Болеслава буквально. Языку хузарина ничего не грозит даже в том случае, если…

– Никаких «если»! – возмутился Маттах. Уж не думает ли чех, что он за свои слова не отвечает?!

Горацек заверил: нет, ни в коем случае. Он о боевых качествах Маттаха и его соплеменников самого высокого мнения. И охотно принял бы на службу и самого Маттаха, и любое количество его родичей. Разумеется, в случае их готовности принять христианство. Ему-то, Горацеку, всё равно, но вот его государь в этих вопросах строг.

Маттах вновь вспылил. Отказаться от веры? Да как ему смеют предлагать такое!

Пришлось Горацеку снова извиняться.

Илья же насторожился. Уж очень не свойственна хитрому и властному чеху этакая готовность признавать свою неправоту. Что-то ему надо от Ильи и его друзей. Вопрос – что?

Глава 12

Окрестности Гнезно. Охота и политика

Всё оказалось и проще, и сложнее.

– Болеслав попросил меня присматривать за тобой, – пояснил Горацек, когда они на некоторое время остались наедине.

– Присматривать или присмотреться? – уточнил Илья.

– Присматривать. Болеслав полагает, что Бог связал тебя с ним. Что ты рожден для чего-то важного. Он думает, что посвятил тебя в рыцари по воле Господа.

– Но ты так не думаешь, – Илья уловил в голосе чеха сомнение.

– Что думаю я, не важно, – уклонился от ответа Горацек. – Важно, что думает мой князь. И если он полагает, что он избран Господом, то не мне в этом сомневаться.

– А какие могут быть сомнения? – хмыкнул Илья. – Он князь. Он удачлив. Конечно, он – избранный.

Горацек поморщился:

– Ты говоришь как язычник. При чем тут удача? Избранник Божий вверяет свою жизнь Богу. И живет по воле Его. И высший дар избраннику – умереть во славу Господню. Болеслав будет нести Христову веру, сражаться за нее, не считаясь ни с золотом, ни с людскими жизнями, включая и свою собственную. Но он – человек. А человеку свойственно сомневаться. Не в Господе, в себе. И искать знаки, подтверждающие, что его деяния – исполнение божественной воли, а не человеческой жажды силы и власти. И ты для него – такой знак. И стоит мне только подумать, что это действительно возможно, как ты открываешь рот, и оказывается, что язычник в тебе намного сильнее христианина.

– И что это значит? – надменно спросил Илья. – Пойдешь против воли своего хозяина?

Он обиделся на «язычника».

– Не пойду, – Горацек слегка улыбнулся, показывая, что ничуть не оскорбился, когда Илья обозвал его холопом. – Потому что верю в величие Болеслава. И в его мудрость. И раз он сказал, что за тобой стоит присмотреть, я присмотрю. Это нетрудно. Присматривать за твоим князем намного сложнее. Но придется.

– Я думаю, они поладили, – проворчал Илья. – Ты так не считаешь?