Доблесть воина

– Я считаю, что твой князь тоже полагает себя избранным. Но думает он об этом по-ромейски, а не на божественной латыни. А ты, наверное, слыхал, что нет лада между Константинополем и Ватиканом. И обе стороны думают, что Бог – на его стороне.

– Не они одни так думают. Всякий вправе думать, как ему нравится, – Илья выделил интонацией слово «думать».

– Думать – пожалуй, – Горацек с интересом глянул на княжича. – А вот действовать так – большое заблуждение. У Господа нашего сторон не бывает. Тебе стоит об этом подумать, княжич Илья, когда станешь выбирать сторону.

– У меня она уже есть, – напомнил Илья.

И тут их занимательную беседу прервал рог. Далеко, еле слышно. Ему тут же откликнулся другой, поближе.

Горацек поднялся:

– Зубра тебе нашли, – сказал он Маттаху.

И пошел к княжьему костру.

– Ты ему веришь? – спросил Рулав.

Илья задумался. Вообще-то он привык доверять старшим. Особенно тем, кто хорошо отзывается о его родне. Всё, что говорил ему Горацек, звучало убедительно. Иной раз даже мудро. Однако…

– Пожалуй, нет.

Как говорил батя, страшна не голая ложь, а умело приправленная ею правда. И привкус этой приправы Илья явственно ощущал в речах Болеславова ближника. Этот тощий чех не из тех, кто откровенничает без нужды. И тут еще это нападение по пути из Гнезно. Да, заказал его вроде не Горацек, а некий неизвестный наниматель… Но кто-то же ему подсказал, когда и куда отправится Илья с товарищами.

– Думаю, стоит держаться от него подальше, – заключил Рулав, натягивая подсохший у огня носок[6]. – Говорит он складно, заслушаешься. Прямо русалочья песня. Так и тянет в омут нырнуть.

– Нет никаких русалок! – вмешался Маттах. – Я проверял. Это смерды ваши выдумали, чтоб блудить тайком!

– Еще как есть! – не согласился варяг.

– Ты сам, что ли, видел?

– Сам – нет, но…

– Вот я и говорю – брехня! Я, когда в отроках ходил, знаешь, сколько их высмотреть пытался! И ничего. Рыба одна.

– Так, может, они рыбой и оборачиваются, чтоб ты не догадался? А схватишь…

– Я эту рыбу не только хватал! Я ее бил и ел потом! – запальчиво заявил хузарин. – Обычная рыба! Где сом, где щука, только здоровые.

– О как! – Рулав почуял возможность пошутить. – Ты, Маттах, выходит, обернувшихся русалок жрал? Ну ты молодец! Слышь, Илья, они его залюбить хотели, а он их цап – и на костер!

Но хузарина не так-то просто было поддеть:

– Ты, Стемидыч, когда блуд потешить захочешь, мне скажи! – ухмыльнулся Маттах. – Я тебе та-акую щуку приволоку! Нет? Да ты, никак, сома предпочитаешь? Экий ты затейник! Хвать его за усы, да?

Рулав понял, что о русалках больше шутить не стоит – фантазия у Маттаха богатая, – и поспешно перевел разговор:

– Так что с чехом, Илья? Что думаешь?

– Я знаю, что Горацек мне не друг, – покачал головой княжич. – Но если я начну его сторониться, он это поймет.

– Да плевать на него! Пусть думает, что хочет! – Маттах уже обулся и проверял снятую тетиву, пропуская ее между пальцами.

– Он хитер, – возразил Рулав. – И за ним – Болеслав.

– Я тоже не сам по себе, – напомнил Илья. – Гадить мне – дело рискованное.

– Ну да! – подхватил Маттах. – Пусть только попробует. Он у нас не бычью, а свою собственную печень жрать будет!

– Это да, – согласился княжич, хотя и имел в виду не Маттаха с Рулавом, а кое-кого повыше. – Всё. На-конь, братья! Нас уже ждут.

Зубр оказался помоложе первого, но такой же чернобородый красавец. На людей глядел надменно, не нападал. Брезговал. Людьми, лошадьми, брешущими с безопасного расстояния псами.

– Давай, хузарин, не посрами Киев! – напутствовал Владимир.

Маттах смолчал, ведь в киевской гриди никогда не числился. Он вдруг стал непривычно строг и сосредоточен. Во время обеда хузарин ходил глядеть, как разделывают убитого зубра, и уже обдумал, куда будет бить. Не в шею и не в сердце. Слишком много шерсти, сала, мышц. Стрелу запросто может увести. В печень тоже нельзя. То есть попасть-то он наверняка попадет. И зубр от такой раны умрет тоже наверняка. Но умрет не скоро и неправильно. Так что выбор был невелик. Дождаться, пока бык заревет, и послать стрелу прямо в глотку. А если не заревет? Первый вот не ревел, сразу кинулся. Значит, надо, чтоб заревел. А бить придется шагов с тридцати и под правильным углом. Иначе все впустую. И что совсем неудобно, чтоб послать стрелу правильно, Маттаху придется спешиться. А если хузарин спешится и подойдет к зубру на тридцать шагов, тот может напасть. И тогда тоже путного выстрела не выйдет.

– Илья, брат, последи, чтоб его не спугнули, – попросил Маттах, соскальзывая на землю. – И собак пусть уберут.