Войдя, Гастон огляделся. Кругом камни, малые и большие. Одни из них служили табуретами, на других стояли кувшины, чашки, словом, незатейливая посуда. Поодаль на плоских камнях лежали книги, пергамент, перья, лук, стрелы. На стене слева висел меч в ножнах, рядом – копье и небольшой щит с гербом, с каким именно, не разглядеть. Здесь же, немного в стороне – звериные шкуры, кожаная куртка, еще одна, но уже на меху; внизу – башмаки, сапоги зимние и летние. У входа – бочка с деревянной крышкой; по-видимому, здесь вода для питья. В отдалении, на полу – настил из бревен, что под ним – неизвестно, скорее всего, запасы еды. Справа, сложенное из камней, сооружение около двух футов в высоту, длиной в рост человека; с одной стороны – изголовье. Нетрудно догадаться: застеленное шкурами зверей ложе. Посреди жилища – очаг, в нем пылают дрова; с обеих сторон – рогатины с вертелом, рядом два котла разных размеров. Очаг сложен аккуратно, дым уходит к потолку и исчезает где-то в его недрах. Настоящая пещера доисторического человека, если воображением добавить сюда каменные ножи, топоры, скребки и разбросанные повсюду кости. Ничего этого, однако, нет и в помине: камень вытеснило железо, орудия труда стали иными.
– Скамья, – кивнул хозяин в сторону неширокой, обструганной топором доски, лежавшей на двух камнях близ костра.
Гости уселись: Гастон – с удивлением, Эльза – невозмутимо, словно пришла к себе домой и, как обычно, села на стул. Рено де Брезе поставил перед ними котел, туда бросил снятые с вертела куски мяса, ребра. Пояснил, отходя:
– Молодая лань. Вчерашняя добыча.
Эльза поднялась:
– Умоемся с дороги. Идем, Гастон, у входа есть лужа.
Отшельник, сидя почти напротив гостей, поел совсем немного, потом, чтобы не смущать их, сел сбоку и молча уставился в огонь. Гастон изредка бросал в его сторону любопытные взгляды, думая о том, что человек этот, должно быть, привык сидеть вот так, сложив руки на груди и бездумно созерцая пламя костра. Впрочем, нетрудно понять: в такие минуты в голове у него проносились картины прошлого.
Когда с едой было покончено, гигант собрал кости и вместе с кусками мяса отнес их к выходу из пещеры; на обратном пути зачерпнул кувшином воды из бочки и принес гостям. Сам сел напротив. И только тогда начался разговор.
– Мы долго не виделись, Эльза, и я рад, что вижу тебя вновь: своих детей у меня нет, и ты мне как дочь, ведь я вдвое старше. Но ты, я вижу, с луком?
– Неспокойные времена, Рено. У меня больше врагов, нежели друзей.
– Согласен. А почему ты без Урсулы? Как она там, моя подруга-отшельница?
– Я к тебе не из дома, Рено, а из замка. Но, конечно же, скоро вернусь в лес: мать совсем стара.
– Почему из замка? Тебя держат взаперти? Быть может, причиной тому твоя любовь? – И многозначительный взгляд на гостя.
– Много воды утекло за последнее время, Рено.
– Догадываюсь. Но, верно, что-то произошло, коли ты решила меня навестить. Рассказывай, девочка, все по порядку, я внимательно выслушаю тебя; может быть, смогу чем-то помочь. Итак, как ты оказалась в замке?
И Эльза повела рассказ начиная с того времени, когда вышла из ворот Лаваля.
– Значит, на тебя устроили охоту, решив, что перед ними ведьма? – перебил ее вскоре Рено де Брезе.
– Инквизиция. Как чума на головы людей.
– Знаю, – тяжело выдохнул затворник и помрачнел. – Псы Господни. Папская машина смерти. Хуже чумы: та – на виду; эта – наносит удар неожиданно, в спину. Было время, Церковь не обращала внимания на колдуний; сейчас иное дело: ведьма – значит, знается с сатаной, а тот, как известно, всегда вредит Богу. Но как же тебе удалось вырваться от монахов?
– Меня спас этот рыцарь. Не быть бы мне в живых, не окажись он на дороге.
– Вот оно что… – протянул отшельник и совсем другими глазами посмотрел на гостя.
– Тому уже год, Рено.
Он помолчал, легко кивая. Эльза продолжала. Затворник задумчиво смотрел на медленно угасающее пламя. Казалось, он даже не слушал, завороженно глядя на бесплодные попытки умирающих язычков огня добраться до еще не тронутой пищи. Но когда рассказ кончился, он обратил взгляд на Гастона:
– А что при дворе? Скажи ты, рыцарь. Эльза поведала только о своей жизни. Мне, как нетрудно догадаться, нет дела до королевского дворца, и все же глоток свежего воздуха даст работу уму. Почти шесть лет я здесь один, мои единственные собеседники – пес Бино и эти покойники. – Он кивнул на книги. – Но они учат, питают разум. Мертвые помогают живым. И они открыли мне глаза, Ла Ривьер! Я расскажу тебе об этом и о многом другом тоже, ведь ты, без сомнения, задаешься вопросом: какого черта этот детина прозябает в камнях?
– Ты и сам, окажись на моем месте, подумал бы так же.
– Это верно. Теперь говори.
Все так же недвижно, молча глядя на остывающие угли, Рено де Брезе, не перебивая, выслушал гостя.
– Прибрал к себе, стало быть, дьявол душу короля Жана, – вымолвил он наконец.
– Дьявол?
– Больше некому. Будь Валуа умнее, «жаки» не взялись бы за оружие и не пролилась бы кровь тысяч безвинных. В чем, в самом деле, усмотрели их вину? Как думаешь ты, рыцарь?