Добрая фея короля Карла

– Так что там, в Бретани? – спросил Дорман у Гастона. – Я понимаю, завтра ты расскажешь обо всем, что видел, дофину и королю, но хотелось бы знать хотя бы немного прямо сейчас.

– Как тебе известно, герцог Бретани Жан Добрый умер, завещав пэрство своей племяннице Жанне де Пантьевр. Но тут объявился другой претендент на владение – сводный брат герцога, граф де Монфор. Видимо, ему и досталась бы Бретань, как более близкому родственнику, если бы Хромоножка – так прозвали Жанну – не была замужем за кузеном нашего короля…

– К черту предисловия, Гастон, ближе к делу.

– Король признал единственным наследником Карла Блуаского, супруга Хромоножки, выступил в поход и взял в плен Монфора. Но тут вступила в борьбу другая Жанна, Фландрская, жена этого Монфора…

– Все это более или менее известно. Что происходит сейчас? Кто победил?

– Дело Жанны де Пантьевр, по-видимому, проиграно: у нее все меньше остается людей, и она просит помощи у короля. Сын Монфора вернулся в Бретань и начал партизанскую войну – налеты, грабежи меж Сен-Брие и Динаном. До крупного сражения пока не дошло, но оно не за горами. Карл Блуаский готовит войско, кузен Хромоножки – тоже. Быть сражению, Гийом, и оно покажет, чья Бретань – наша или годонов.

– А наши силы? Справится ли Карл де Блуа?

– У него неплохая армия; на помощь пришли рутьеры с Дюгекленом во главе.

– Кто это?

– Их капитан. Они все под его началом, так что он у них вроде вождя. Недавно он выразил желание служить французскому королю и привел с собой рать. Сотни головорезов. И все же сила на стороне Эдуарда, так мне видится; очень уж он желает прибрать Бретань к рукам, раз ему не удалось это с Фландрией. Но там тоже все решит будущее: невеста – дочь Людовика Мальского – все еще на выданье. Пока что условия диктует мир в Бретиньи, и что случится дальше – покажет политика нового правителя Франции.

– Дофина Карла?

– Выгорит затея с Людовиком Анжуйским – и сын Жана Второго станет королем!

Глава 7 Королевские шуты и маршал де Вьенн

Сквозь арочные перекрытия галерея была хорошо освещена заходящим солнцем. На выложенном цветными плитами полу лежали яркие, чуть перекошенные световые прямоугольники, неуклонно подбиравшиеся к стене, и по ним весело прыгали, перескакивая с одного на другой, два человечка, направляясь от северного крыла королевского дворца к южному. Оба – карлики, около четырех футов роста каждый; один, правда, на полголовы выше собрата. Одеты они в разноцветные костюмы и с пяток до макушки увешаны бубенчиками; часть из них легко позванивает. И тот и другой – королевские шуты. Тот, что выше ростом, – незаконнорожденный сын бедного дворянина из Оверни, Тевенен де Сен-Лежье. На нем трико из красных и зеленых квадратов, оранжевая курточка в синюю вертикальную полоску, на голове раздвоенный колпак. Другого зовут Гишар. Никому не ведомо, откуда он взялся, появился – и всё; кто-то при дворе, впрочем, припоминал, что его подобрал среди нищих покойный король Филипп. Шут одет так же пестро, как и его собрат по ремеслу: зеленые с белым штаны, синяя, в желтую горизонтальную полоску, рубашонка, на голове фиолетовый остроконечный колпак с огромным белым помпоном.

Они устроили на полу настоящую пляску, стараясь попасть с длинной стороны прямоугольника на противоположную, уложившись в два прыжка. Справившись с одной фигурой, переходили к другой. При этом у одного звенели бубенцы на шапке и курточке, у второго – только на штанах. Первый был опоясан синей лентой; сзади, ниже спины хлопал по ягодицам орден Подвязки Эдуарда III. У Гишара тоже есть знак отличия, только лупит он его спереди, и это орден Звезды, учрежденный в ответ соседу Жаном II. А на синей ленте, прикрывающей пупок, золотом идет надпись: Honi soit qui mal y pense[24].

– А что, братец, – проверещал Гишар, хлопнув приятеля по мягкому месту, – поддадим годону под зад когда-нибудь, а на его погремушку от души помочимся, а?

– Ты, я вижу, уже вовсю поливаешь свою безделушку. – Тевенен ткнул пальцем в орден Звезды. – Дай срок, и я наложу кучу на подвязку, а потом пришпилю ее на лоб Эдуарду.

– Где же ты возьмешь клей?

– Я же сказал – наложу кучу.

– Дашь и мне взаймы? Одной мочой не обойдешься. Я прилеплю эту звезду нашему дурачку на задницу, может, поймет тогда, как это противно – вылизывать блюдо годона и кривляться перед ним.

– Выставим на посмешище нашего дурака короля, дружок!

– А нас не выпорют?

– Вот еще! Ты разве не знаешь, что на шута нельзя поднимать руку? Это приносит беду. Помнишь, как однажды досталось Планкету, шуту дофины Жанны? Он, шаркая подошвами и клоня голову влево, – вылитый обер-камергер, – уселся у ног короля с ночным горшком в одной руке и сорочкой в другой – тешил себя надеждой осмеять этого вельможу. Двор хохотал, а беднягу Планкета вечером отдубасили слуги. И что ты думаешь? Не прошло и суток, как лошадь сбросила камергера в грязь, и он сломал себе ногу. А у другого умерла жена, когда он отвесил мне однажды подзатыльник. А ведь я его предупреждал.