Добрая фея короля Карла

Людовик с Марией, помолившись у бюста святой Девы, спустились в подземелье. Народу здесь было уже не так много, но по-прежнему люди плакали, с умилением взирая на изваяние Богородицы в гробу, и, крича в религиозном экстазе, когда касались руками саркофага, молили Деву избавить их город и королевство от врагов. Супругам никак не удавалось подойти к ангелам, отовсюду тянулись кверху руки, и люди пластом лежали на постаменте, рыдая, молясь и отбивая поклоны. На помощь пришли монахи, освобождая проход для знатных особ. Мария с трепетом, глядя Богородице в глаза и положив ладонь на саркофаг (сама жизана[29] была под стеклом), прошептала:

– О Царица Небесная, услышь меня! Молю тебя, сделай так, чтобы мы с мужем сегодня же покинули Булонь!

– О чем ты говорила с Пречистой Девой? – спросил Людовик, когда они вышли из часовни. – Я слышал, ты что-то шептала.

– Я просила Богоматерь, чтобы она сохранила нашу любовь.

– Представь, это и мне пришло в голову!

– Но и у любви есть предел терпения, Луи! Одному Богу известно, сколько еще времени нам с тобой предстоит быть в разлуке. Я устала ждать, а ведь мне пора иметь детей.

– Моего отца это, кажется, нисколько не заботит.

– Быть может, он пожелал устроить наше свидание, заглядывая далеко вперед?

– Ты хочешь сказать, что он нашел подходящее место для зачатия ребенка?

– Возможно, хотя не обмолвился об этом ни словом.

– Еще бы, как можно такое сказать! Но об этом должны догадаться мы сами.

– Я сделала это первой и нашла даже подходящий уголок, точнее, его показал мне аббат Ла Гранж. Он принимает активное участие в нашей судьбе, и когда-нибудь мы с тобой отблагодарим его.

– Согласен, хотя он, кажется мне, человек непростой и выполняет всего лишь чужую волю. Однако, как бы там ни было, он проявляет о нас заботу, и либо я ничего не понимаю в людях, либо нам следует делать так, как он советует.

– Тем более что такой совет вполне отвечает нашим с тобой желаниям, не так ли?

– Как можешь ты еще спрашивать об этом? Я совсем одичал в этом совином дупле, куда запихнул меня король. Никаких развлечений; единственное, чем меня удостаивают мои тюремщики, – игрой в шахматы и в триктрак. Меня даже не берут на охоту: епископ боится, что я улизну.

– Что же, у него есть причины для таких опасений? – осторожно спросила Мария. – Ты пробовал бежать, но у тебя ничего не вышло?

– Если бы! Старый филин повсюду расставил охрану. Каждый день ко мне заходят тюремщики в поисках веревочной лестницы или каната из простыней. Скоро они станут искать у меня за спиной крылья Дедала.

– Но ведь ты дал слово!

– Не очень-то он ему доверяет. Этот жирный паук не верит ничему. Вот если бы удалось его обмануть! То-то я посмеялся бы над этим ловцом мышей.

– Ловцом мышей? – удивилась Мария.

– Забавная история, вот послушай. У него во дворце обосновалась колония грызунов. Ему принесли кота, тот по глупости своей объелся и на другой день издох. Принесли другого, но мыши позвали на помощь крыс, и те сожрали этого кота. Епископ утром нашел одну голову и хвост. Теперь он повсюду расставляет мышеловки, даже вокруг подушки; говорит, мыши до того обнаглели, что забираются уже к нему на кровать. Каждую ночь он сам же попадает в свои капканы. Заметила, пальцы у него синие? Это от мышеловок. Теперь он постоянно жалуется на плохой сон: по ночам у него стало стрелять в кончиках пальцев.

– Бедный епископ!

– Ноет и ходит обозленный на весь свет. Поселил у себя во дворце ведьму.

– Ведьму?! Настоящую?

– Кто ее знает. Ее чуть было не сожгли, уже занялись дрова, как вдруг она закричала, что если умрет, то случится беда: ее мучителя сожрут мыши. Услышав это, епископ приказал немедленно загасить костер и отвязать ведьму. За это она пообещала ему извести мышей.

– И что же?

– Их и в самом деле как будто стало меньше. Ведьма отныне как сыр в масле катается и, будучи под крылышком прелата, плюет на инквизиторов с высокой колокольни.

– Так ты говоришь, он злой? Отчего же?

– Будешь тут злым: однажды ночью мышь укусила его за нос. А утром, проснувшись, он обнаружил, что крысы, не удовлетворившись котом, чуть ли не дочиста сожрали его митру. Едва не сорвалось богослужение в храме; хорошо, что у него оказалась запасная митра.

Мария хохотала до слез.

– А что же ведьма? – спросила с живым интересом.

– Обленилась вконец. Мало того, стала задирать монахов, уверяя, что всех посадит на метлу и заставит лететь на бал к сатане.

– Святой Боже! Ну а епископ?

– Сказал, что велит тотчас изжарить ее на костре, если она вновь не примется за работу.

– Принялась?

– Похоже на то. Во всяком случае, пальцы у епископа стали понемногу краснеть, правда, синими остались ногти. И за нос его теперь уже не кусают.

– Стало быть, мыши угомонились?

– Кто знает, зато всем хорошо известно, что из своей кельи ведьма прыгнула в постель епископа.

– Ага! Желчь у него, надо полагать, отныне исчезла?

– Черта с два! Каждое утро он находит у себя в туфлях мышиный помет.

– Вот так так! А куда же смотрит ведьма?