Я начал с того, что оценивал ее контрольные и сочинения ниже, чем миссис Симмонс. Сперва «А-» вместо «А». В следующий раз оценка снизилась до «B+», пока наконец к концу первого месяца средний балл не скатился до «С». Каждый раз, раздавая ученикам проверенные работы, я видел, как Эффи хмурится, стараясь спрятать от соседей по ряду разочаровывающую ярко-красную оценку в верхнем левом углу. К концу второго месяца она не выдержала.
– Почему вы постоянно ставите мне плохие оценки, сэр? – спросила Эффи, дождавшись, пока остальные ученики уйдут на следующий урок.
– Мне кажется, ты, давая ответы, не понимаешь, что от тебя требуется, – ответил я.
– Миссис Симмонс никогда не оценивала меня так!
– Я не миссис Симмонс.
– Она говорила, что в английском я очень хороша!
– Твои оценки говорят другое.
Лицо Эффи вытянулось, в уголках глаз начали собираться фальшивые слезы. Я оставался бесстрастен. Она должна была усвоить, что подобные трюки со мной не работают, и мое уважение так не заслужить. Вместо этого я указал ей, что некоторые из ее рассуждений логичны, однако в следующий раз нужно подкрепить свои теории выдержками из текста. Вот только каждый «следующий раз» оценка оказывалась точно такой же или даже ниже, в то время как одноклассники учились ничуть не хуже прежнего. Как это ни злило Эффи, ей оставалось лишь смириться. Я медленно подрывал ее самоуверенность.
Сочинения становились все длиннее и длиннее; она пыталась читать между строк и охватить все пункты, которые, по ее мнению, я хотел видеть в ее сочинениях. Я снижал ей оценку за пустую болтовню. Сочинение по повести «О мышах и людях»[16]
было столь явно содрано из интернета, что я вызвал Эффи перед классом, объявляя об этом. Когда лицо ее сделалось пунцовым от стыда, я скрыл улыбку. Годом раньше она подумывала о том, чтобы взять литературу экзаменационным предметом. Но когда я начал ставить ей заниженные оценки, передумала.Я надеялся, что Эффи в конце концов усомнится в своих способностях к другим предметам, но это произошло быстрее, чем я ожидал. Под маской бравады она была куда более чувствительной, чем мне казалось. Она стала менее внимательной к учебе по всем остальным предметам. Учителя истории, географии, философии и этики говорили мне, что текущие сочинения Эффи сделались расплывчатыми, а в итоговых вообще отсутствовала какая-либо цельность. Она как будто сомневалась во всем, что писала, даже в таких предметах, как математика, где часто правильный ответ только один.
Поскольку ей больше не удавалось козырять перед одноклассниками умом, она сделала то, что делают все агрессоры: нашла другой способ привлечь внимание – отвлекая от занятий всех остальных. Как-то вечером, когда прозвенел звонок с последнего урока, я попросил ее остаться и зайти ко мне в кабинет.
– Не буду лгать, Эффи, меня беспокоит то, что происходит с тобой, – начал я и протянул ей кружку кофе. Она пыталась скрыть свое удивление от того, что я обращаюсь с ней как со взрослой. – Ни о чем не хочешь со мной поговорить?
– С вами? – фыркнула она. Нахальство никуда не делось. Еще предстояло поработать.
– Дома все в порядке?
– Да.
– С родителями все хорошо?
Эффи помолчала, потом кивнула.
– А в школе? Знаю, в последнее время другие девочки относятся к тебе не очень хорошо. Тебя это беспокоит? Тебя обижают?
Он бросила на меня быстрый взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– Тебя дразнят из-за оценок и… как бы это правильно сказать… наружности?
– Наружности? О чем вы, сэр?
– О, извини, я не должен был говорить об этом… Не мое дело. Просто хотел убедиться, что ничего такого с тобой не происходит. Ты нормального веса для своего возраста, так что, пожалуйста, не слушай, что за твоей спиной говорят люди, называющие себя друзьями.
Ее лицо выразило ярость.
– И кто сплетничает о моем весе?
Я изобразил, будто недоволен тем, что проговорился.
– Господи, послушай, я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах. Другие учителя скажут, что я не должен был говорить тебе этого, потому что девочкам следует учиться самостоятельно улаживать такие вопросы между собой.
– Другие учителя? Все говорят обо мне? И каким девочкам?
– Мне не следует называть ничьих имен, но я укорил некоторых из них, когда услышал в коридоре, как они говорят о тебе гадости. Мне не нравятся люди, смеющиеся над другими за спиной. Ты не толстая и не тупая.
Она поерзала на краю сиденья и втянула щеки.
– Сколько их? Кто они?
– Это не имеет значения.
– Суки… – прошипела Эффи, складывая руки на груди и откидываясь на спинку. – Наверняка Бритни и Морган.
– Не обращай внимания, – ответил я. – В твоей жизни совсем не нужны такие люди. Или такие, как Мелисса и Руби.
– И они тоже? Скажете мне, если услышите что-нибудь еще?
– Даже не знаю…
– Пожалуйста, мистер Смит!
– Хорошо, но не буду больше называть имен.