Добрее одиночества

– Я знаю, что это неправда, но я не против сегодня, чтобы мне сказали неправду, – промолвила Сычжо. – Пора кончать с этой глупостью, пора перестать видеться каждую неделю и притворяться, что все прекрасно и нормально.

– Я не притворялся.

Сычжо проигнорировала эти слова, и в ее голосе, когда она заговорила, было что-то отчаянное. Не теряй равновесия из-за прошлого, хотел посоветовать девушке Боян; что сейчас для тебя трагедия, когда-нибудь вызовет у тебя смех.

В истории, как он и предполагал, фигурировали мальчик и девочка по имени Сычжо, и, несомненно, его ждала самая что ни на есть жалостная повесть о несчастной любви. Он готовился к моменту, когда от него что-то потребуется – утешение, житейская мудрость, прощение.

Друзья детства, они, сказала Сычжо, были знакомы всю жизнь. Мальчик, который был на три месяца старше, взял на себя роль старшего брата – роль добытчика и защитника. Когда родители не могли накормить их досыта, были воробьи, убитые из рогатки, цикады, пойманные с помощью намазанной клеем бамбуковой палки, лягушки, ежи, кузнечики – все это запекалось в углях. Учеба мальчика не интересовала, и он рано бросил школу; тем не менее его называли сообразительным, но такая сообразительность, говорили взрослые, могла выйти ему боком. У ее родителей не было денег, чтобы удовлетворять ее нужду в книгах, и тогда он направил свой ум на воровство: выкапывал из земли медный кабель, таскал с упаковочной фабрики дикий женьшень и редкие сушеные грибы, крал по мелочи то, что люди оставляли без присмотра. Она не спрашивала, кому он все это носил, – в десять лет он уже был связан с воровским миром. Она не одобряла этих проступков, но и не отказывалась от его подарков. Когда она отправилась в Пекин учиться в колледже, он последовал за ней, бросив свой круг друзей в провинциальном городе – друзей, которые могли бы помочь ему наладить сносное существование. В Пекине он обитал без разрешения, перебивался случайными заработками и вел жизнь, которая не имела ничего общего с ее студенческой жизнью. Они встречались раз в месяц далеко от кампуса, гуляли, и всегда перед расставанием он вкладывал ей в руку конверт с деньгами и говорил, чтобы она покупала себе модную одежду, какую носят столичные девушки.

– Что вы об этом думаете? – спросила Сычжо, прервав рассказ.

– Думаю, что в каждом сердце есть могила, где похоронена первая любовь.

– Конечно, вы не видите в любви этого парня ничего особенного.

– Я этого не сказал. Да, он любил вас, но вопрос вот какой: вы-то его любили? Любите?

Сычжо странно на него посмотрела.

– Нельзя любить мертвого.

Боян почувствовал укол боли. Как, спросил он себя, ты можешь соперничать в борьбе за женское сердце с юношей, лежащим в могиле?

Продолжение повести было, казалось, взято из раздела городских новостей в вечерней газете. Одна из тех историй, где от молодого человека, не имеющего пекинской регистрации, город не получает ничего, кроме хаоса и опасности. Однажды ночью он проник в квартиру, которую снимали три молодые женщины. Они уехали праздновать лунный Новый год, но он не знал, что одна из них вернулась рано. В панике он ударил женщину ножом и убил ее – журналистку, которой предстояло интервьюировать восходящую звезду в местной политике.

Казнь юноши, без сомнения, навсегда останется апофеозом трагедии, которую Сычжо, как она считала, могла предотвратить. Но у него – необразованного, без всяких связей и средств – в любом случае не было шансов в этом городе. Помимо поверхностного сожаления о загубленной жизни, Боян мало что почувствовал к молодому человеку. Всякую безвременную смерть можно назвать трагедией, но сколько трагедий ты готов в себя принять? Были и более прискорбные утраты: Шаоай, к примеру, двадцать один год запертая в собственном теле. Какой могла бы стать ее жизнь: блестящая карьера, удачная семья, влияние на жизнь многих людей, хорошее использование отпущенного ей на земле времени. Мог ли он объяснить Сычжо, что иногда смерть – благодеяние? Что порой лучше умереть, чем жить? В идеальном мире смерти полагалось бы заканчивать собой повесть, но в нашем мире, где приходится мириться с серединкой на половинку, смерть никогда не завершает ничего аккуратно.

– Ваш друг допустил ошибку, – сказал Боян. – Которая, да, обошлась дорого. Но на вашем месте я бы не взваливал на себя лишнюю вину.

– Но вы – не я.

– Вы мало что могли изменить в его жизни.

– Могла хотя бы вселить в него веру, что у него есть шанс.

– На что? На вашу любовь или на сносную жизнь в этом городе?

– На что-нибудь из этого… – неуверенно сказала Сычжо. – Или и на то, и на другое.

– Но вы его не любили, вы сами знаете. И не могли устроить его на нормальную работу – это вы тоже знаете. Какой смысл сокрушаться о том, к чему вы непричастны? С ним все равно могла случиться такая же беда, и вы сидели бы тут и чувствовали себя виноватой в том, что лгали ему о своей любви.

У Сычжо был немного растерянный вид.

– Но он-то, я думаю, считал, что беда случилась с ним отчасти из-за меня.

– Он вам так сказал?