Выхожу в коридор, резко замирая, отчего плетущийся следом подкидыш впечатывается мне в спину. У самой кухни (а не в ней, как я думал), стоит в доску расстроенный Георг, время от времени крутящий головой то в сторону видневшегося холодильника, то в другой конец коридора, где находился туалет. Ехидно ухмыляюсь.
Или я продолжаю скрипеть, или мысленный ржач слишком громкий, но друг поворачивает ко мне голову и смотрит настолько растерянным взглядом, что меня разрывают чувства: то ли стереть слёзы умиления при виде этого великовозрастного ребёнка, то ли все-таки заржать в голос. Через пару секунд борьбы с собой, мальчишка за спиной нервно вздрагивает от моего истерического хохота (чет мне какой-то дерганный экземпляр попался).
Разочарованный в лучших чувствах, Листинг лишь машет на меня рукой и, все-таки, подходит к холодильнику, но, выловив из него живительную влагу, пулей срывается с места и уносится с кухни. В другом конце коридора раздается щелчок закрывшейся двери (Совместим приятное с ещё более приятным?).
Устав ржать и стирая пальцами выступившие слёзы, доползаю до стула, куда незамедлительно приземляюсь. Всё ещё как-то нервно голодающие с Поволжья (а вот чего он тогда такой худющий?) проделывают тот же путь и присаживаются рядом. Не успеваю отдышаться, как в кухню под старческое кряхтение заходит по стеночке ещё одна жертва вчерашнего алкоголизма. Не найдя в себе сил снова мучить живот хохотом (да и боясь разбудить уснувших дятлов) от избытка эмоций просто сползаю под стол.
Спустя какое-то время любопытство берет верх (а с хрена ли воцарилась тишина?), и я покидаю временное пристанище, вновь являя миру свою венценосную особу. Оп-па, все гаврики уже в сборе: Георг, топчущийся в проходе, Густав, по-прежнему подпирающий стену и держащийся за неё руками (видимо, чтоб от его перегара не смоталась) и недоразумение, сидящее на стуле и окидывающее помещение удивленно-веселящимся взглядом. Идиллия, бл*дь. Стоп! Какого х*я, этот подкидыш лыбится? Стебаться над своими друзьями имею право только я! Не пойми откуда взявшуюся нежность смывает волной еще более необоснованного гнева, и мой уже злющий взгляд впивается в эту худышку. А он даже не испугался. Просто мило покраснел и смущенно опустил взгляд. С чего бы это? Ах, да, оглядываю присутствующих и понимаю, что заинтересованными (как вчера ах*евшими) взглядами оба Г приклеены к моему новоявленному родственнику. Что, не привык ко всеобщему внимаю?
- Голубь сизый, не хочешь познакомить нас с этим очаровательным созданием?
Непонимающе смотрю на Георга, пытаясь понять, кого это он так обозвал? И тут до меня доходит, что «очаровательное создание» - это те самые 206 костей, обтянутых кожей, с теплыми кофейными глазами, да, к тому же, друг ещё и принял его за моего очередного любовника. Интересно девки пляшут!
- Гео, это не то, о чем ты подумал. – Избито, да? Ну, простите великодушно (хотя, мне, в принципе, насрать), ничего умнее я пока придумать не в состоянии.
Мальчик непонимающе и как то выжидательно, как, впрочем, и все остальные, смотрит на меня. Вот реально создается впечатление, что знакомлю родню с невестой.
- В общем, это недоразумение – тыкаю пальцем в подкидыша. – Приёмный сын родной сестры моей мамы, которая забрала его из детдома, где его бросили родители, а после и сама его бросила, свесив на бабушку, которая недавно окочурилась. Теперь он будет жить со мной.
Глаза мальчика расширились, губы задрожали, а я в это время наблюдал, как челюсти моих друзей атакуют пол. Как-то вдруг показалось, что я ляпнул что-то не то.
- Эм... А эти два придурка – мои лучшие друзья, Георг и Густав. – попытался исправить ситуацию.
И почему мне кажется, что меня хотят убить?
Глава 7.
Глава 7.
Сидим на кухне дружною семьею.
Ну, точнее, это два имбицила, рассевшиеся по сторонам от моего подкидыша и глядящие на него влюбленными глазами (И кто из нас тут радугой помеченный?), да и само мое наказание, смущенно, но звонко смеющееся и робко отвечающее на их вопросы (Меня сейчас стошнит от того, насколько он милый. Интересно, а срет он бабочками?), выглядят как счастливое семейство. А я так просто козел отпущения, грубая необтесанная скотина, какой дружно окрестили меня лучшие друзья, нервно курящая сейчас в сторонке уже третью сигарету и прожигающая их глазами.
Нет, ну вы посмотрите! Ревнивый папаша Георг, злобно рыкающий в мою сторону, как на кобелину последнюю, посмевшую обидеть его дочурку. Заботливая мамаша Густав, умиленно подкладывающая в тарелку к дитятке пельмешки из собственной миски (ага, не одного меня гложет желание откормить этот суповой набор). Ну, и, собственно говоря, сама дочурка, вся такая из себя милая, невинная, с глазами робкой овечки ах*уительного кофейного цвета (это я про глаза, а не овечку, овечка бледная, как выкидыш Дракулы). Какого хрена я вообще думаю о его глазах?