Добро пожаловать в прошлое!

Но тогда оставался единственный выход, который и выходом-то трудно назвать. Жестокий и страшный. По отношению ко всем – к ней, к нему, к нерожденному ребенку. И выигравшей стороны здесь не будет. Разве что Ксюша сможет начать все заново…

***

Уснуть в эту ночь так и не получилось. Опер лежал в темноте, по-идиотски пялясь в потолок. Мысли кружились, как растревоженный пчелиный рой, не принося ничего, кроме нудной головной боли. Как же трудно было решиться и принять одно-единственное решение…

Как там говорят? Утро вечера мудренее? Но для него вечер и утро, видимо, сольются в одно кошмарное «сегодня и сейчас», и как бы он ни взбрыкивал, отделаться от этого невозможно. Попасть бы в какое-нибудь безвременье, что ли…

Устав ворочаться без сна, Демидов сел в кровати, спустил ноги на прохладный пол. Благодаря луне, нагло заглядывающей в неплотно зашторенные окна, в комнате было относительно светло, лишь в углах залегли глубокие тени. Чуть привстав с постели, Влад дотянулся до окна и резко раздернул ткань в сторону, сел обратно, скрестив руки на груди, чуть покачиваясь взад-вперед. Сосредоточенный взгляд впился в далекий диск луны на небосводе.

Полнолуние… Пора вампиров и оборотней. И время самое то – с полуночи до трех. И ему хотелось, глядя на молочный, подернутой темной дымкой круг на траурном небе, выть от отчаяния и бессилия, как самому заправскому волку-оборотню.

Нет, так и свихнуться недолго, размышляя о ловушке, в которую сам же себя и загнал. Необходимо было отвлечься, загрузить мозги так, чтобы ни на что постороннее сил не хватало. Хотя бы до утра…

Работа всегда спасала, вот и сейчас думать надо о ней, а не об уродливой личной жизни. Данное слово сдержать и приложить все усилия, чтобы найти эти чертовы документы, чтобы Матюшин даже дергаться не смел в сторону Ксюхи. И снова она! Всегда, что бы он ни подумал, всегда он возвращается к ней! *****!

Демидов резво подскочил с кровати, нашарил в кармане джинсов, лежащих на спинке кресла, смятую пачку сигарет, зло закурил, глубоко затянулся. Сам не заметил, как пачку за день прикончил, по большей части, за вечер все скурил. Едко усмехнулся, сдохнет в нем лошадь скоро.

Так и не выпуская изо рта никотиновую «сладость», периодически затягивался, морщился от разъедавшего глаза дыма, с неохотой устремлявшегося в раскрытое окно. Глазами Демидов шнырял по ночному небу, а мыслями был в прошлом. По полочкам раскладывал доступную ему информацию.

При условии, что документы все же существовали и после некоторого забвения неожиданно всплыли здесь в Москве, в руках у прокурорского, то и искать их нужно где-то здесь, а не в Подмосковье. Когда все завертелось и «возмутителя спокойствия» подстрелили в собственном же подъезде, у отца бы просто не было возможности вывезти их и перепрятать где-нибудь еще.

Что там папаша говорил? К нему ворвались люди с определенными намерениями, конкретно знавшие, что ищут. Потом в подъезде нашли убитого Ковальского, но, видимо, документов у него не обнаружили, иначе бы он, Влад, тут голову бы себе сейчас не ломал. Телефон отца высветился в списке звонивших прокурору как раз за пару дней до убийства. Вполне возможно, что по какой-то предварительной договоренности передача документов состоялась, только они у конечного адресата не обнаружились. И люди Матюшина пришли к такому же выводу, не дураки же на него работают.

Предыдущим днем Демидов, изучив полученные накануне от «большого босса» файлы, уже наведался в больницу, где умер отец, и выяснил, что у пациента незадолго до прихода сына уже были посетители. После недолгих уговоров напуганная медсестричка выложила ему все как на духу: с больным разговор вели, вытолкав ее взашей в коридор, не дав заменить систему, и с ней беседовали уже после – интересовались содержанием беседы умирающего с сыном. А он, помнится, еще удивлялся нервозному виду медсестры и тем, как часто она заходила в палату под разными предлогами. Подслушивала, оказывается, по просьбе «посетителей».

Опер вошел в азарт, воспрянул духом. Как гончая, взял след, и от этого кровь живее потекла по венам, жизнь заиграла другими красками. Дышать стало легче, глас совести затих. Мозг заработал с удвоенной силой.

Основным вопросом до сих пор оставалась форма «компромата» – бумага или электронка? Или и то, и другое? Склонялся к тому, что все-таки, сбившись с ног, ищут все бумажную версию с оригиналами следственных документов. Но и наличие электронных сканов никто не отменял. Вполне возможно, что носитель продублированной информации был спрятан отцом в таком месте, куда меньше всего можно подумать. Флешка? Диск? Скорее, первое… И если спрятал он флешку сразу же, как она попала ему в руки, то бишь, пару лет назад, а то и более, то, вполне возможно, что для начала искать нужно у отца в доме, последовательно и методично заглядывая во все полости, большие, и малые.

Рабочий зуд не давал покоя. Если бы дом отца находился в черте городе, Влад, не колеблясь, отправился бы туда. А сейчас ему не до поездки в Подмосковье – утром проблему с Ксюхой решать придется.