Добролёт

– Поводья не натягивайте, но и не отпускайте, – вновь строго, как учительница, с еле заметной, но участливой улыбкой сказала Глаша. – Управляйте ногами или толкайте пятками. Она умная, всё поймёт. Ну что, как сказал Гагарин, поехали!

Управляя машиной или находясь в пилотском кресле, на самой что ни на есть большой высоте, я знал, что сделанная из металла, стекла и пластика крылатая машина полностью подчинена мне, здесь же я думал только об одном – удержаться в седле, и уповал на благоразумие Умки. Как она поведёт себя в следующую секунду, одному Богу известно. Поначалу, когда мы тронулись с места, мне показалось, что езда на лошади чем-то напоминает движение самолёта по неровной рулёжке. Я всем нутром ощущал попадающиеся выбоинки и неровности, точно рулил по просёлочной дороге на полуспущенных колёсах. Но постепенно тело приспособилось к неспешному движению, мне захотелось даже запеть, как после первого самостоятельного полёта, но я не знал, как поведёт себя лошадь от моих восторженных воплей. Поглядывая по сторонам, я вспомнил Шугаева, который в оленьей парке шел по Иркутску и жалел, что в этот вечерний час, кроме деревенских собак, никто его не видит.

Неспешным шагом мы проехали вдоль длинной, заготовленной на сотню лет вперед поленницы дров Хорева и далее по улице проехали в сторону Змеиной горы, затем свернули к Ушаковке, где на самом берегу стоял дом Коли Речкина. Рядом со старым забором лежали бревна, которые, как мне говорили, Речкин ещё несколько лет назад, во времена Шугаева, заготовил для строительства мельницы. Увидев разбросанную кору и свежие следы трактора, я понял, что именно отсюда он возил брёвна ко мне на участок.

Висячий мостик

Держась вдоль берега, мы проехали до Змеиной горы, от которой через речку был перекинут висячий мостик.

– Давайте сойдем и постоим немного, – предложила Глаша. – В Добролёте это моё любимое место. Про него у Коли даже есть стихи.

Оставив лошадей, по шатким, кое-где уже подгнившим сосновым досточкам, мы прошли до средины моста, прямо под нами с лёгким плеском и тихим шорохом катила свои воды Ушаковка, правым боком натыкаясь на бревенчатый остов старой мельницы, и, закручивая в воронках свои тёмные, стального цвета косы, катила дальше, в вечернюю пустоту леса. Глядя на воду, Глаша неожиданно напевно прочитала стихи:

На висячем мосту у речушки
Целовал я любимой веснушки.
О любви нам шептала вода,
И гудели вдали провода…

– А ещё можно забраться на Змеиную гору. – Глаша показала на нависший над мостом отвесный каменный утёс. – Коля говорит, что раньше от волков там спасались лоси и отбивались от наседающей стаи передними копытами. Я иногда туда забираюсь. Но не от волков, а так, полюбоваться. Оттуда весь Добролёт как на ладони. А этот мостик кажется игрушечным. Вы заметили, когда едешь верхом, деревня совсем другая. С высоты своего роста многого не увидишь.

– А с большой высоты вообще ничего не разглядишь, – поделился я своим опытом. – Самолёт, словно привязанный, висит где-то между небом и землёй. И ты в кабине, как на веревочке.

– Коля хочет построить рядом со своим домом, где когда-то стояла мельница, часовню. И освятить её в честь своего деда Спиридона. Его дедушка был верующим, ходил на Пасху пешком в город, чтобы отстоять там торжественную службу.

– И чего же он не строит?

– Нужно собрать подписи общины. Но пока не набирается необходимого количества, народу мало. Потом должно быть разрешение поселкового совета, который находится в Пивоварихе.