Добровольно и навсегда (СИ)

Напрягся. Замер от неожиданности. Оглушён и растерян. Должно быть, именно так ведут себя люди, когда он припирает их к стенке доказательствами вины.

- Пожалуйста, избавь меня от лжи и оправданий. – Она положила щётку на столик, усилием воли подавив желание использовать её как орудие преступления. Взглянула на себя в зеркало. Слишком худая, слишком рыжая, слишком веснушчатая, слишком бледная… Вся какая-то слишком.

- Дженни…

- За что?

Она развязала широкую феньку, на белом фоне которой чёрным бисером было выплетено имя. Выбросила её в ведро для бумаг. Украшение глухо стукнулось о дно.

- Дженни…

Он встал с постели, подошёл и опустил ладони на её плечи. Свет лампы издевательски ярко бликнул на двух кольцах. Он так и не снял то, которое она подарила – “Добровольно и навсегда”.

- Не смей!

Ярость полыхнула лесным пожаром. Она вскочила и влепила ему звонкую пощёчину, неожиданно сильную и в тоже время беспомощную.

- За что?..

И он не нашёлся с ответом.

========== ВИНА ==========

Первые дни она обречённо молчала. С непринуждённой живостью болтала с детьми. Весело трещала по телефону с Габриэль, которая допытывалась, всё ли в порядке.

- Всё хорошо, Габи…

И только с ним она молчала, будто смирилась с неизбежным. Приняла безжалостное доказательство, что её вновь предали. Что жизнь напомнила, кто она и кем никогда не будет. Что её подманили красочными фантазиями, точно наивного ребёнка, а после грубо выдернули из сказки и швырнули обратно в грязь. Когда-то Хотч спас её душу от Мастерса, и он же нанёс ей удар, от которого её некому было спасти. Одинокая потерянная девочка, позволившая себе верить…

Она не плакала, не кричала на него, не ругалась, покорно принимая его заботу, словно птица в клетке, и точно знала – вырваться не удастся. По-прежнему гордая, но опустошённая и раздавленная пленом.

На третий, кажется, день он сломался.

- Я пойму, если ты подашь на развод.

Это было правдой, которой Хотч не хотел. На самом деле, он готов был душу дьяволу продать. И продал бы, только кому она нужна? Он накосячил по-крупному и готов был ответить, но что значила его решимость для хрупкой рыжей ведьмы с ледяной пустыней в глазах? Лукавые бесы, авантюрные эльфы, нежные русалки… Умерли все!

- И что ты скажешь Джеку? “Прости, мой мальчик, она ушла, потому что я не удержал член в штанах”? – Никакой жаркой злобы. Слова росли обжигающими острыми торосами ненависти.

- Дженни… Зачем ты так? – с грустью в голосе мягко упрекнул Хотч. – Не хочешь развод? Хорошо. Это хорошо. Давай сходим к семейному психологу, - предложил он, мысленно ликуя – его счастье останется с ним. Однажды всё уляжется и, может быть, он сумеет выпросить прощение и даже получит его. Время. У него есть для этого время, и, чтоб ему сдохнуть, он его использует.

Она не отвечала. Сидела ссутулившись, сжимая ладони коленками, точь-в-точь проказливая девочка, на которую прикрикнули и она обиделась, надулась и ждёт, когда же перед ней извинятся.

- Дженни, поверь, я хочу всё исправить…

Колыхнулась игривая волна огня, явив на свет тонкий нос, нежную округлость скул, коралловый изгиб рта и стылую пустоту глаз.

-Исправить? – безразлично спросила она. – Что ты хочешь исправить? И как? Украдёшь ТАРДИС, отправишься в прошлое и убедишь самого себя, что собираешься поступить неправильно?

Теперь замолчал он.

- Когда Джеку исполнится восемнадцать, я заберу Джой, и ты нас больше не увидишь.

- Спасибо, что даёшь мне время.

- Оно не для тебя, а для мальчика, который ни в чём не виноват. Время, что я собиралась отдать тебе, ты просрал. Другого у меня нет.

“Как сладко ты лжёшь, детка”, - глядя на неё, злющую и равнодушную, думал Хотч. Промаявшись бессонницей несколько дней, он наконец позволил дурной дрёме навалиться всей массой, подмять его, обездвижить чёрной тоскливой немочью на пару часов. Когда же он вынырнул из липкого забытья, сразу почуял на груди привычную тяжесть её головы. Замёрзла, милая, забыв обо всём, не контролируя себя, ночью пристроилась, обвила холодными руками и прижалась крепко-крепко. Он осторожно (не спугнуть бы) взглянул на часы. Оставалось четыре минуты до неизбежного, чёрт его дери, будильника. Вечность горячего тепла и робкого солнца в спутанных нитях красного золота.

“Не трогай. Разбудишь. Не шевелись. А, хрен с тобой! Осторожно. Не гони…”

Ладонь его очень медленно легла поверх простыни на холм её бёдер. Шумно вздохнула. Он замер. Почти не дышал. Что, если не спит? Да нет же, спит, конечно. Крепко спит. Она всегда мертвенно-крепко спит по утрам. Воодушевлённая вседозволенностью, ладонь тихонько скользнула вниз по склону, к талии, и вновь взмыла, и всё измотанное несчастное естество его откликнулось на желанное, но недоступное…

Будильник взорвался дурными истеричными криками, словно задался целью предупредить о наглом посягательстве монстра на спящую красавицу. Он закрыл глаза и застыл, терпеливо ожидая, что будет, как отреагирует.

- Пусти меня, урод, - зашипела, как умирающий костёр, и отпрянула, точно от чумного. – Сволота фэбээровская.

- И тебе доброго утра, Дженни…