Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Я не выношу, когда кто-то пытается подавлять критику, даже если это происходит в рамках добровольных объединений (например, церквей), чье законное право так поступать я готов отстаивать, не жалея сил. Если вдруг вы не разделяете моего отвращения, то давайте обратим внимание на практические недостатки ортодоксальных обществ. Позволяя полковникам, комиссарам или кардиналам решать, какие идеи достойны внимания, можно потерять связь с реальностью. По рассказам Мальцева, в Советском Союзе не было нормальной статистики развития сферы услуг и адекватно измерить ВВП было невозможно — а все потому, что любой труд, результатом которого были услуги, а не товары, был, согласно догме, непродуктивен. Кроме того, в боящихся критики режимах считают: люди, обученные мыслить научно, такие как Фан Личжи в Китае или Андрей Сахаров в Советском Союзе, могут стать опасными диссидентами, ибо наука учит нас сомневаться и критиковать. Сейчас уже всем известно: общества, не признающие критику, имеют склонность к ограниченности, негибкости и отсталости. Им трудно избавляться от старых идей и придумывать новые, а когда они все-таки это делают, то не могут их эффективно проверить. Интеллектуальные ресурсы они используют контрпродуктивно, неуклюже или не используют вовсе. Что еще неприятнее, они пытаются улаживать противоречия между мнениями, наказывая не слабые идеи, а слабых людей. По мнению Платона, лучший способ обеспечить победу истины над нелепицей — это отдать бразды правления мудрой центральной власти. Чего он не понял — или понял, но никому не сказал, — это то, что при авторитарном политическом режиме преимущество получают не обладатели самого острого критического ума, а люди с наибольшим количеством солдат. «Истина» строится на разрушенных карьерах, трупах и принудительном молчании несогласных.

Войны за веру никогда полностью не исчезнут, даже в обществах с преимущественно либеральной этикой. Играть в науку можно только на открытом пространстве, зажатом между твердыми убеждениями. И если только когда-нибудь не наступит такое время, когда мы все будем разделять одни и те же чувства и глубокие предпочтения, нам придется разрешать некоторые споры (например, по поводу абортов) по старинке — с помощью политики, а иногда и с применением силы. Все это я признаю. Но либеральная наука может сделать наши интеллектуальные проблемы более управляемыми и менее опасными. В далеком от идеала мире единственный способ не допустить, чтобы правду политизировали, — это сделать так, чтобы никто конкретно не был за нее в ответе. Дальше я постараюсь показать, что новые противники либеральной науки — эгалитаристы и поборники человеколюбия — именно этим уроком и пренебрегают.

Глава 5. Угроза человеколюбия

«Освобождению человеческого ума, — написал как-то Генри Луис Менкен, — больше всего способствовали весельчаки, которые бросали мертвых кошек в святилище, а потом бесчинствовали на больших дорогах, доказывая таким образом, что сомневаться вообще-то безопасно, а бог в святилище — обман. Взрыв грубого хохота бывает убедительнее тысячи тонких аргументов».

Когда я думаю о возвышенном Платоне и задумчивом Павле, которые сверкают великолепием и панически боятся ошибок, следом мне нравится переключиться на Менкена — неугомонного метателя мертвых кошек, любителя поржать, неукротимого американского скептика. Менкен следовал великой американской традиции: традиции, в которой можно сомневаться, задавать вопросы и вольно переформулировать истины. «Вся моя работа складывается воедино, как только понимаешь лежащие в ее основе идеи, — говорил он. — Идеи эти по большей части носят скептический характер. Я считаю, что не существует безусловной правды, а потому я против высказывания абсолютных истин и людей, которые их излагают». Никто не имеет права на решающее слово — в этом был весь Менкен до мозга костей.

Но есть и другая Америка, где процветают стадное мышление и нетерпимость. Даже в этой стране, где принято зорко и недоверчиво следить за властью, существует постоянное давление на свободу мысли, и игнорировать его нельзя. Необходимо непрерывно оказывать сопротивление — особенно в последнее время.