Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Первым из царей вернувший себе бороду, Александр III решил продвигать Россию в будущее через возвращение к самой себе, через обретение всё большей национальной оригинальности в цивилизации и путём, по возможности, мирным, сберегающим силы народа для внутреннего развития или уж для большой битвы, но битвы за свои коренные интересы (а то, что к войне царь тоже готовился серьёзно, показал тот факт, что потом ещё полвека Россия сражалась в великих битвах винтовками С. Мосина, именно при нём принятыми на вооружение).

Однако главным «фронтом», вне которого у его державы в ХХ веке не могло быть будущего, стала для императора не внешняя политика и не дипломатия, а экономическая модернизация, индустриализация, без колебаний начатая именно по решению Александра III. И здесь снова император проявил себя в качестве волевого, вдумчивого и независимого в суждениях мыслителя.

В наследство от отца государю досталась страна в экономическом хаосе, с катастрофически подорванным государственным бюджетом, высоким уровнем коррупции (в которой охотно участвовало окружение морганатической супруги Александра II княгини Юрьевской), не работавшей на страну системой частных железных дорог. Эту страну населяли десятки миллионов крестьян, которые после освобождения от крепостничества оказались экономически «лишними» вне экономической системы помещичьих хозяйств («лишними» в экономическом смысле оказались и большинство помещиков); в результате страна регулярно переживала недороды, которые стремившаяся создать черную легенду прогрессивная печать перекрещивала в «голод» (и накаркала-таки неиллюзорный голод с миллионами жертв в ХХ веке, устроенный самыми что ни на есть прогрессистами).

Что ещё показательней, в общественном мнении Империи существовал своего рода антииндустриальный консенсус. И «правые» дворянские консерваторы и «левые» радикалынародники одинаково были уверены в том, что России не нужно становиться на путь индустриального капитализма с его обнищанием масс, «рабочим вопросом» и социальноэкономическими проблемами. Пусть Россия минует капитализм (народники считали, что она сможет скакнуть прямо в аграрный социализм), а заводы и фабрики пусть строят немцы, которые и продадут нам всё необходимое в обмен на русский хлеб. Эта экономическая стратегия обрекала Россию и на определенную внешнюю политику — быть вечно пристяжной при усиливающейся Германской Империи, держать открытым для неё рынок, не пытаться развивать собственное производство и не слишком спорить с Берлином в геополитических вопросах.

Лишь небольшая группка людей — все тот же публицист М. Н. Катков, регулярно писавшие в его газете профессорматематик И. А. Вышнеградский и молодой железнодорожник С. Ю. Витте, выдающийся химик, организатор нефтяной промышленности и экономист Д. И. Менделеев выступали с других позиций, опиравшихся не на догмы Адама Смита или Маркса, а на труды теоретика национальной политической экономии и протекционизма Фридриха Листа. России нужно закрывать свой внутренний рынок и развивать инфраструктуру и промышленность, осваивать свои богатства и своё пространство. Царь долго готовился, собирал бюджетные ресурсы, назначил И. Вышнеградского министром финансов, а С. Витте управляющим железными дорогами с четким заданием — провести национализацию инфраструктуры и осуществить строительство Великого Сибирского Пути.

«Революция сверху» 1891 года

И вот последовала «революция сверху», равной которой история России знает не так много. Если ещё можно спорить, живем ли мы в реальности, созданной революцией 1917 года, то в том, что в реальности, созданной в 1891 году Россия прожила весь ХХ век и живет до сих пор сомневаться нельзя.

В 1891 году был введен покровительственный таможенный тариф, который заложил экономические предпосылки русской индустриализации. Под тариф была подведена масштабная теоретическая база Д. Менделеевым (не менее важный его труд, чем периодическая таблица) — подробная роспись тех отраслей, где русский рынок нуждается в защите в интересах импортозамещения, и тех, где он должен быть открыт к своей же выгоде. «Знаменем самостоятельности и немечтательного прогресса России» — назвал новый тариф ученый.

Разумеется, прямым следствием тарифа стала таможенная война с Германией, которая и терпела львиную долю убытков от русской Декларации экономической независимости. В основе великого расхождения России и Германии лежали не столько вопросы европейского равновесия и, тем более, не капризы отдельных лиц, а именно вопрос о самостоятельной индустриальной субъектности нашей страны. Но это потребовало и геополитической переориентации — Александр III сделал решительный шаг к русско-французскому союзу.