Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Летом 1891 года в Кронштадт прибыла французская морская эскадра, а в залах царской резиденции зазвучала «Марсельеза». Шокировавший Берлин и Вену союз консервативной монархии и республики (впрочем, не забудем, что в 1890‐е гг. во французской политике доминировали консервативные националисты, свергнутые лишь в результате раскручивания скандала вокруг «дела Дрейфуса») имел не только геополитическое измерение (поставить Германию «в два огня»), но и экономическое. По мысли И. А. Вышнеградского французские капиталы, не находившие достаточного применения на родине, должны были начать работать на русскую индустриализацию (и они исправно работали до самого большевистского дефолта в 1917 г.).

Россия начала создание великой промышленности, продолжившееся в царствование Николая II. К началу эпохи потрясений, в 1917 году, Россия — уже динамично развивающаяся промышленная страна. Последовавшая затем советская индустриализация не так уж и много прибавила к созданному в царскую эпоху фундаменту (особенно если вспомнить экономический регресс 1920‐х гг., последствия которого мы, строго говоря, не преодолели и по сей день).

Великий Путь

Ну и, наконец, самым славным деянием великой экономической революции 1891 года стало начало строительства Великого Сибирского Пути — Транссиба, первой, и строго говоря, единственной в мире глобальной железнодорожной магистрали. Чтобы оценить масштаб содеянного, достаточно вспомнить судьбу двух других масштабных железнодорожных замыслов геополитических конкурентов России. Трансафриканская дорога Каир — Кейптаун, о которой грезил Сессиль Родс, так никогда и не была построена. Замысел кайзера Вильгельма, Багдадская железная дорога, был осуществлен тогда, когда лишился всякого практического смысла — единый путь от Берлина до Басры оказался невозможен, разрезан множеством непрозрачных границ.

И только Транссиб стал грандиозным памятником инженерной, экономической и геополитической мощи русской империи. Он навсегда соединил Сибирь и Дальний Восток с Россией, покончив с их полуколониальным статусом. Он стал основой стратегического маневра, не раз определявшего судьбы России (самый важный случай — осень 1941 года, когда спасение Отечества было немыслимо без переброски дивизий по «царским» железным дорогам). Александр III верно понимал главное: в огромной России для экономического рывка нужно время и обеспечение отдачи от масштаба, что невозможно без развития современных коммуникаций.

Разразившийся в 1891 году недород ещё раз подтвердил правоту мысли царя. Никакого «голода», о котором трубила пресса, не было. Не было и никакого «голодного экспорта» (рассказы о нём внедрялись в интересах пострадавшей от новых таможенных тарифов и индустриальных планов стороны). Хлеб в стране был, но нужен был маневр запасов из губернии в губернию, а это невозможно было без единой транспортной и железнодорожной сети. Созданием такой сети и занимались царь и его наследник.

«Россия та же самая святая, православная»

«Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческой, но и страной промышленною, что страна без сильной обрабатывающей промышленности не может быть великой… Он твёрдо настаивал на введении протекционистской системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью, и недалеко то время, когда Россия будет одною из величайших промышленных стран», — писал помогавший и Александру III и его сыну министр и теоретик национальной экономики С. Ю. Витте (впрочем, приписывать Витте, как иногда делают в современной историографии, решающую роль в преобразованиях можно лишь из предубежденности к русским самодержцам и их роли в управлении страной).

Национальная культура, национальная экономика, национальная внешняя политика — таковы были «три кита», на которых Александр III хотел основать великое будущее России. Царь мечтал, как признавался он в письме супруге, «доказать всей изумленной испорченной нравственно Европе, что Россия та же самая святая, православная Россия, каковой она была и при Царях Московских и каковой, дай Бог, ей остаться вечно!»

В ХХ веке, после несвоевременной и трагической кончины Александра III, Россия, казалась, бесконечно удалилась от этого идеала. Но вот прошло почти полтора столетия и многое — и в реалиях, и в замыслах — возвращается на круги своя. Идеал царя-славянофила сегодня представляется нам снова актуальным и достижимым. И если это так, то потому, что сам государь Александр Александрович не только сформулировал этот идеал, но и потому, что за своё очень короткое царствование заложил под свою мечту прочнейший фундамент, никуда не исчезнувший и сегодня.

Что читать об Александре III:

1) Боханов, А. Н. Император Александр III. — М., 2001;

2) Боханов, А. Н., Кудрина, Ю. В. Император Александр III и императрица Мария Фёдоровна: Переписка 1884–1894 годы. — 3‐е изд. — М.: Русское слово, 2007;