Добрый мир

— Ух ты-и! Давно надумал? Сегодня? Или

вчера? — она поднесла к глазам руку с часами.

Коля с ненавистью смотрел на жену.

— Прекрати ц-цирк, п-понятно? Тебе это

с-совсем не идет!

Он, когда волновался, начинал слегка заикаться. Это было с детства.

Заикой Коля себя не любил. Обычно, дойдя до этой точки, он замолкал.

Замолчал он и сейчас. Сел на табуретку, посмотрел в окно. По

черному экрану окна мельтешил мелкий колючий снег. Как в телевизоре. Коля

встал, медленно подошел к окну, задернул шторы. И пошел из кухни

вон. У самой двери он приставил указательные пальцы к голове, на манер

рожек, сказал «му-у!» — и толкнул дверь этими же рожками.

В Колином характере была одна очень сильная сторона: он умел

неожиданно переключаться. Со злой раздражительности — на

обезоруживающую мягкую улыбку. В одно мгновение. Или как сейчас:

выкинет нелепый фокус — и прочь с поля боя. За девять лет жизни с Колей

Люсе ни разу не приходило в голову, что эти переключения стоили ему каких-

то душевных усилий, что он насилует себя, настолько они были естественны и

неожиданны. Она давно привыкла к тому, что в характере ее мужа есть такая

вот маленькая счастливая странность. Без этого приятного украшения,

казалось ей, с ним просто невозможно было бы жить. Особенно в последние

полгода.

Тихо, чтобы не разбудить Алешку, Коля достал из тумбочки в спальне

простыню, взял с тахты подушку, покрывало — и постелил себе на диване в

большой комнате.

Минут через десять в комнату зашла Люся, спросила, не звонили ли ей

с базы; после короткого Колиного «нет» она еще с минуту походила по

комнате, пошелестела телевизионной программой, заглянула в книжный шкаф

и, ничего не взяв оттуда, протяжно зевнула и пошла к двери.

— Пожалуйста, не бери к себе Алешку,— попросил ее Коля, когда она

выходила из комнаты.

— Это еще почему? — не оборачиваясь, напряженно спросила Люся.

— Не бери. Пусть один спит.

— Но почему все-таки? — Люся быстро повернулась к Коле лицом и

прислонилась плечом к дверному косяку.

— Потому что вырастет весь в папашу. Я тоже лет до восьми с

матерью спал.

— А чем ты после этого плох?— спросила Люся.

— Ты лучше спроси: чем хорош,— равнодушно сказал Коля и

отвернулся к спинке дивана.

Люся долго стояла в дверях, видимо ожидая, что он скажет что-нибудь

еще. Но он ничего не говорил, и она наконец ушла.

Утром, собираясь на работу, Люся попросила забрать из садика

Алешку не позже шести: воспитательница очень недовольна, что они вечно на

грани опоздания. И еще попросила купить молока в подвальчике, лучше

разливного, потому что витаминизированное в последнее время — вообще ни

в какие ворота. Сама она обещала быть дома не раньше восьми: ожидаются

вагоны с яблоками из Чимкента, а принимать кроме нее некому.

— Это ничего, что я на мужика мово столько хлопот навешиваю? —

шутливо-деликатным тоном спросила она, целуя Колю в

свежевыбритую щеку.

Коля сказал, что ничего.

Люся выбежала из подъезда, и почти тотчас же под окнами тормознула

желтая «Нива» Вострецовых. Ленка сидела за рулем, Андрей — рядом. Коля

изобразил им через окно приветственный жест.

Им всем троим было по пути: Ленке с Люсей — в ОРС

стройуправления, они обе работал там товароведами, Андрею — в само

стройуправление, он служил в нем инженером-экономистом. «В ранге

титулярного советника»,— любил пошутить Андрей. Коля слышал от него эту

шутку уже раза три.

Им с Алешкой нужно было в противоположную сторону и совсем

недалеко: Алеш-кина служба находилась в пяти минутах ходьбы от дома,

Колина — в пятнадцати, если пешком. В последнее время он заставлял себя не

соблазняться трамваем.

— Пошли, Батаев, пошли! — торопил Коля

сына.— Опоздаем!

Батаев-младший молча и несуетливо одевался. Спешил не торопясь.

Но из дому они вышли не позже обычного.

По пути, как всегда, говорили о делах.

— Сегодня у нас что, понедельник? —

серьезно спрашивал Коля сына.

Алешка кивал головой и бросал короткое «да».

— Как мы будем кушать на предстоящей трудовой неделе?

— Нормально,— обещал Алешка.

— А то смотри, Батаев, высеку! — со сдержанной угрозой

предупреждал Коля.

— Не высекешь, не высекешь! — приплясывал довольный Алешка.

Он любил папину манеру шутить.

— С мамой спал или сам? — продолжал свои вопросы Коля.

— Сам. А ты в иститут готовился, да?

— В иститут... Двадцать три книжки прочитал. Одна была про

воспитательницу Галину Павловну и лукавого мальчика, который

прятал котлеты в игрушечное пианино. Негодовал ужасно!

— Не обманывай, не обманывай! Ты про физику читал!

— Взрослые детей не обманывают,— наставительно сказал Коля.—

Они только друг дружку слегка. А детям взрослые рассказывают небылицы.

Это не обман.

Алешка внимательно выслушал и спросил, что такое небылицы. Коля,

как умел, объяснил.

День начинался нормально, или, как сказал бы один его приятель,

«среднестатистически». Утренняя беседа с сыном была в традиции.

С пятницы родной завод ничуть не изменился: стоял на том же самом

месте, попыхивал длинной трубой и неназойливо шумел. За проходной

пенсионеры из ВОХРа браво лопатили на дорожках снег.

В лаборатории, как всегда по утрам, приятно пахло свежезаваренным