Добрым словом и револьвером

Я отчаянно волнуюсь, но стараюсь не показывать вида – всё-таки герой последней войны, кавалер ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвёртой степени! Причём орден мне сам император вручал! Правда, нас, награждённых тогда почти полсотни на приёме в Кремле было, но… Почему-то возле меня его величество задержался на несколько секунд, вглядываясь в лицо, а потом негромко сказал: «Похож!» На что стоящий за плечом своего племянника генерал-адмирал хмыкнул и пробурчал: «Это потому, что я приказал ему усы отпустить! Хрен бы ты, Ники, его узнал!»

Устраиваюсь в кресле, которое установлено впереди слева – справа от меня будет сидеть второй пилот, или штурман. Сейчас там лежит принайтовленный к полу ремнями мешок с песком. Сзади ещё два мешка – и для центровки и для имитации полезной нагрузки. Общий вес пилота и груза – почти триста килограммов.

За спиной – очередная новинка – парашют. Отличная штука для спасения пилотов, жаль у нас не было таких во время последней войны – минимум четыре пилота остались бы в живых. После испытаний на манекенах, я первым проверил это гениальное в своей простоте устройство, совершив прыжок с аэростата. А потом ещё двадцать раз… Граф Рукавишников тогда сказал очередную непонятную фразу (он периодически что-то такое говорит, будто невпопад): «Никто кроме нас!»[67].

Перекрестившись, пристраиваю на приборной панели небольшую иконку. Увидев это, Александр Михайлович понятливо кивает и улыбается. Когда я проделал это при первой выкатке самолёта из ангара, перед самой первой рулёжкой, он очень серьезно сказал мне, что иконка на торпеде вполне может заменить подушку безопасности.

Закрываю дверь, ещё раз проверяю приборы – всё в норме… На голову стальной шлем в матерчатом чехле, на шею – толстый трикотажный шарф, похожий на лошадиный хомут. На обоих предметах настоял лично Горегляд, сказав, что это убережет мою голову от удара, а шею от перелома. Ему виднее, наверное…

Зачем-то неподвижно сижу несколько минут, потом неторопливо, по технологической карте, провожу процедуру проверки управления – поочерёдно кручу штурвал и жму педали. После каждого движения Борис Иванович, внимательно проверив обратную связь с рулевой поверхностью, показывает мне большой палец.

Ну, ладно, вроде бы всё в порядке… С богом!!!

– От винта!

– Есть от винта! – Луцкий отходит к концу крыла и отмахивает рукой: всё в порядке, рядом посторонних нет.

На планерах для запуска надо было прокручивать вал с пропеллером, а здесь… Семицилиндровая «звезда» ВД-3, сконструированная в КБ стальградского инженера Майбаха имеет воздушный запуск. ВД-3 – самое новейшее слово в двигателестроении, ни у кого в мире такого нет, и ещё долгие годы не будет! Пусть за границей возятся с ротативными двигателями, купленными в Стальграде за безумные деньги (я один раз невольно подслушал, как граф Рукавишников хвастался, что отбил этой продажей все затраты на их изобретение) – это тупиковый путь! А мы – впереди их всех будем!

Пару раз качнул бензин в цилиндры, оттянул шарик на тросике привода воздушного клапана, нажал кнопку пусковой катушки… Винт сделал пару оборотов, ещё не остывший мотор пару раз чихнул и радостно взревел всеми своими сотнями «лошадок». Эх, какая мощь!!!

Пару минут гоняю движок на всех оборотах… Да, техники только что его проверили, но лучше перебдеть! Температура и давление масла не скачут, а плавно растут. Норма! Поднимаю руку, Луцкий наклоняется, выдёргивает из-под колёс колодки. Отпускаю тормоз, выруливаю со стоянки, качусь к стартовой позиции

Выкатился, встал на старте ровно, зажал тормоз… волнение почти прошло. Ручку управления двигателем выдвигаю на две трети вперёд – прожечь свечи, а потом резко отпускаю тормоз и толкаю газ до упора!

Так, направление разбега держу ровно, потренировался на десятках предварительных рулёжек. Левую педаль слегка вперёд, чтобы парировать реакцию винта. Легкая вибрация постепенно становится более ощутимой – как бы не выглаживали ВПП, на ней всё равно остались небольшие неровности. Скорость растёт, на указателе уже пятьдесят… Слегка прибираю штурвал на себя – носовое шасси отрывается от земли.

Смотрю прямо перед собой, чтобы не пропустить конца полосы, но при этом кошу одним глазом на указатель – скорость уже восемьдесят… Кажется, пора! На рулёжках я после семидесяти сбрасывал обороты, но сейчас…

Нежно-нежно, плавно-плавно тяну штурвал на себя… Есть отрыв! Примерно пять секунд держу ровно, чтобы набрать скорость и снова тяну на себя – вверх, в набор! Всё, свершилось!!! Я лечу!!! Нет, это МЫ летим! Мы с нашим самолётом, с нашими рабочими, техниками, инженерами! С нашими, мать их, Рукавишниковым и Гореглядом!!!