Добрыня Никитич и Алеша Попович

Исследователи[106] неоднократно отмечали, что былина «Добрыня и Маринка» «соткана» из сказочных мотивов, «местами только переставленных, измененных или, правильнее, искаженных» (Н. Ф. Сумцов. Былина о Добрыне и Маринке. — «Этнограф. обозр.», 1892, № 2—3, стр. 144). Мировому фольклору хорошо известны произведения о том, как злая колдунья или волшебница обращает героя в животное, после различного рода перипетий герою возвращается человеческий облик усилиями еще более могущественного колдуна. Этот бродячий сюжет встречается и в индийских сказаниях, сказках «1001 ночи», монгольской «Гэсэриаде», в немецких сказках, нартском эпосе. Русскую версию этого сюжета мы находим в сказках, помещенных в указателе Андреева-Аарне под № 449. Былина о Добрыне и Маринке существенно отличается от большинства произведений о вынужденных оборотнях. Эти отличия возникли, в первую очередь, от того, что сюжет о волшебницах и оборотнях был перенесен в стихию героического эпоса. То, что Маринка обратила в тура прославленного богатыря, накладывает на весь рассказ особый отпечаток пародийности. Многие мотивы сюжета былины «Добрыня и Маринка» перекликаются с аналогичными мотивами в былине «Добрыня и змей». В обоих произведениях мы встречаемся с матушкой Добрыни, князем Владимиром, извечным врагом богатыря Змеем Горынычем (иногда замененным Тугарином, Идолищем или Татарином). Композиционные схемы былины очень близки друг другу: в обоих произведениях мать предостерегает сына от опасной встречи, вопреки воле матери сын идет навстречу опасности, побеждает змея, попадает в затруднительное положение, из которого он выходит с посторонней помощью. Но сходство лишь подчеркивает контраст между этими двумя былинами. Если в былине о бое со змеем богатырь служит князю, спасает от лютого змея его племянницу (или в былинах о Дунае и Василии Казимировиче он выполняет дипломатические поручения), то в былине о Маринке он прислуживает у княжеского стола. Если в былине «Добрыня и змей» богатырь просит материнского благословения, чтобы отправиться «поляковать» в чистое поле, то в былине «Добрыня и Маринка» описываются сборы богатыря, отправляющегося погулять по городу, а мать предостерегает его теперь не от встречи с чудовищным змеем, а от встречи с блудницей «злой еретицей халтурной» (Тихонравов — Миллер, № 25). В былине о бое со змеем победа над этим чудовищем является славным героическим подвигом, требующим напряжения всех физических и нравственных сил богатыря. В былине «Добрыня и Маринка» убийство змея не представляет никакой трудности. Он убит случайно, выстрелом, предназначенным для голубей. Да и сам Змей Горыныч, страшное многоголовое чудо, низведено до положения любовника Маринки, милого дружка. Легко победив змея, богатырь оказывается беспомощным перед чарами самой Маринки; и с влюбленным богатырем Маринка может делать, что угодно. Влюбленного Маринка превращает в златорогого тура, и Добрыня бессилен что-либо предпринять. Богатырь, победитель змея, ...плачет.

Следует предположить, что былина, в той композиции, в которой она нам известна, возникла в XVII в., когда пародия становилась одним из излюбленных поэтических средств как в фольклоре, так и в литературе. Это было время, когда подвергались переоценке все старые ценности, когда рушились все традиционные представления и даже такие понятия, как «царь» и «бог», не избежали общей участи. То, что вчера было свято и незыблемо, сегодня подвергалось осмеянию и пародированию. Былина о Добрыне и Маринке показывала, как в новых условиях невозможно сохранять старые представления о подвиге, человеческом достоинстве, о службе князю. Дух времени отразился в былине еще и в том, что в ней проявляется интерес к внутреннему миру человека, его чувствам и переживаниям. Исследователи давно обратили внимание на сходство образа героини с Мариной Мнишек.

26. Добрыня и Маринка. Печатается по тексту сборника: Гильфердинг, III, № 267. Записано в 1871 г. на Кенозере от Игнатия Григорьевича Третьякова, 58 лет. Текст начинается традиционным для этой былины зачином о службе Добрыни князю: богатырь шесть лет прислуживал у княжеского стола сначала с блюдом («стольничал»), потом с чашей («чашничал») и три года служил «приворотником». Во всех текстах, как и в настоящем, Добрыня «у ворот стоял» последние три года. Если учесть, что стольниками и чашниками были боярские и дворянские дети, а приворотниками посадский люд, то получается, что Добрыня не поднимался, а опускался по служебной лестнице. Возникает особый комический эффект, подчеркивающий незначительность такой службы.