Добрыня Никитич и Алеша Попович

В основу конфликта былины положено нарушение Алешей Поповичем запрета жениться на жене крестового брата, которая через мужа приходится ему родственницей[154]. Без внешних причин и без противопоставления двух выдающихся эпических героев это нарушение само по себе незначительно и, конечно, не достойно создания особой эпической песни. Не случайно подавляющее большинство певцов XVIII—XX вв. не придавало значения нарушению брачной нормы. Они усердно повторяли запрет в прощальной речи Добрыни, но позволяли ему наказать Алешу либо за то, что он отнял жену у живого мужа, либо за то, что он ложной вестью о смерти Добрыни вызвал горе и слезы матери.

В ранней своей форме былина «Добрыня и Алеша» подверглась киевизации в самой минимальной степени. В различных местах, причем не только на Русском Севере, были записаны тексты, где Киев лишь назван одним из мест действия, а князь Владимир и княгиня Апраксия только упоминаются как тысяцкой и сватья на свадьбе Алеши Поповича. Эта зародышевая для данной былины форма киевизации еще не вела ни к каким осложнениям действия, сосредоточенного почти исключительно на треугольнике Добрыня — Настасья — Алеша.

Последующие поколения певцов в ряде мест пренебрегли открывавшейся перед ними возможностью осложнить действие и даже не проявили интереса к киевским реалиям. Около четверти всех вариантов былины «Добрыня и Алеша» не имеют никаких упоминаний об эпическом Киеве и его иерархии. Это явление особенно заметно у казаков, в ряде мест Пудоги и Мезени, на Карельском и Терском берегу Белого моря.

В большинстве же мест певцы пошли на осложнение действия. Чаще всего это выражалось в усилении киевизации былины. Певцы, особенно олонецкие, отвели князю Владимиру роль организатора Алешиной свадьбы, используя иногда при этом мотивы из былин «Дунай», «Иван Годинович», «Алеша и Тугарин». Их не удовлетворял нулевой зачин и отъезд Добрыни без видимой мотивировки в чистое поле, и они, по-разному в различных местах, стали вводить зачин «Во славном во городе во Киеве» и мотивировку отъезда Добрыни. Если отъезд Добрыни обусловливался певцами как задача князя Владимира, то они стремились показать, что делал Добрыня в отъезде, и усложняли сюжет вставками.

Известно свыше 20 осложнений былины различными вставками — как индивидуальными, так и ставшими традиционными, т. е. передававшимися от поколения к поколению. Наиболее ранними из них, по-видимому, можно считать мотив поиска названого брата Ильи Муромца как причину отъезда Добрыни в чистое поле и мотив загадочного Невежи, на бой с которым Добрыня отправляется из Киева. В районе Кижей (Заонежье) и на Купецком озере (Пудога) былина «Добрыня и Алеша» прочно слилась с былиной «Добрыня и Василий Казимирович», сюжет которой певцы расценивали как причину отъезда и долгой отлучки Добрыни. Возможно, специально для былины «Добрыня и Алеша» были созданы олонецкими сказителями сюжеты «Добрыня и Настасья (Женитьба Добрыни)» и «Бой Добрыни и Алеши» (см. о них выше). Сказители постоянно связывали их с былиной «Добрыня и Алеша» и исполняли либо непосредственно перед нею, либо в контаминации с ней.

Былина «Добрыня и Алеша» контаминировалась, переплеталась или осложнялась еще такими эпическими сюжетами, как: «Добрыня и змея», «Бой Добрыни с бабой Ягой» (типа «Бой Добрыни с бабой Горынинкой»), «Добрыня и Маринка», «Гибель богатырей», «Бой Добрыни с Ильей Муромцем», «Король бухарский» (типа «Сокольник»), «Скимен-зверь», похищение жены Добрыни черногрудым королем (типа «Князь Роман и Марья Юрьевна»), похищение жены Добрыни тремя татарами (типа «Казарин»), «Князь, княгиня и старицы» и др. Разнообразие вставок свидетельствует о том, что они делались певцами в разное время и самостоятельно в каждом районе. История былины слилась с историей эпической традиции.

У былины «Добрыня и Алеша», несомненно, имелись предшественники. Подтверждение этому мы видим прежде всего в сходных эпических песнях у других славянских народов. Эти песни обычно короче и динамичнее, чем большинство вариантов русской былины. Они, как правило, не осложнены вставками. Для их начальной части характерен очень устойчивый мотив женитьбы героя: едва герой женился, как его затребовали на войну[155]. Все персонажи славянских песен с сюжетом «Муж на свадьбе своей жены» обычно нарицательны, причем — и в этом принципиальное отличие русской былины — в них[156] не уделяется внимания тому лицу, за которое по истечении срока жена выходит замуж. Больше того, в болгарских вариантах возвратившийся муж, чтобы не «развалить» свадьбу, великодушно женит соперника на своей сестре[157]. В южнославянских и польских вариантах узнавание мужа происходит по перстню, причем у южных славян эта сцена нередко изображается в соответствии со свадебным ритуалом одаривания. Только в польских текстах узнавание возвратившегося мужа происходит также по его игре на скрипке или на гуслях[158]. В южнославянских вариантах игру на музыкальном инструменте иногда заменяет пение возвратившегося мужа, однако чаще и оно отсутствует.