Добрыня Никитич и Алеша Попович

Вариант А. Е. Чукова типичен во многих отношениях. Характерно отсутствие зачина: былина сразу начинается речью Добрыни. Примечателен и ответ матери. Упоминаемые в нем герои разных эпических песен — это свидетельство позднего сложения былины «Добрыня и Алеша». Алогично упоминание о «вежестве» Добрыни (ст. 24). Оно встречается и в других олонецких текстах и, возможно, является вставкой.

Князь Владимир здесь уже получил свою роль, однако она не гипертрофирована. Он дважды уговаривает Настасью Никуличну идти замуж, причем в такой форме (ст. 79—83, 101—105), которая позволяет ей самой сделать выбор. И она сама выбирает Алешу Поповича.

Алеша здесь назван Григорьевичем, тогда как в былине «Алеша и Тугарин», записанной от А. Е. Чукова (там же, № 27), у него отчество — Левонтьевич. Различие, вероятно, обусловлено тем, что певец перенимал былины от разных лиц.

В публикуемом тексте встреча вернувшегося Добрыни с матерью не сопровождается узнаванием, особенно популярным у пудожских певцов. Узнавание Добрыни матерью, как представляется, не было изначально присуще былине. Художественный эффект достигался именно тогда, когда Добрыня последовательно представал неузнанным перед всеми персонажами вплоть до сцены, в которой Настасья Никулична произносит свою афористичную речь «Не тот мой муж...» У А. Е. Чукова художественный эффект несколько ослаблен тем, что певец постоянно называет Добрыню по имени.

Переодевание Добрыни скоморошиной типично для олонецких вариантов. Певцы других районов обычно переодевали Добрыню каликой перехожей.

У А. Е. Чукова Добрыня не прощает Алеше только ложь о его смерти и вызванное ею горе его матери. А это значит, певцу была непонятной или безразличной церковная норма — запрет выходить замуж или жениться для лиц, находящихся между собой в каком-либо родстве, включая кумовство и крестовое братство. Как и А. Е. Чуков, многие олонецкие певцы повторяли традиционный наказ Добрыни жене не выходить замуж за крестового (названого) брата, но допускали наказание Алеши только за ложную весть о смерти Добрыни.

Формулы типа «Ухватил Алешку за желты кудри...» (ст. 320—322) употребляются в различных былинах[161]. К ней певцы прибегали в тех случаях, когда требовалось показать презрительное отношение героя к своему противнику, недостойному поединка.

Формула типа «Всяк-то, братцы, на веку женится...» (ст. 326—329) встречается только в олонецких вариантах этой былины.

Варианты типа записанного от А. Е. Чукова затем осложнялись различными вставками и мотивировками, призванными объяснить отъезд Добрыни, описать его пребывание в отъезде, усилить роль князя Владимира или других персонажей.

59. Добрыня и Алеша. Печатается по тексту сборника: Гильфердинг, II, № 145. Записано А. Ф. Гильфердингом в 1871 г. от Николая Филипповича Дутикова, крестьянина д. Конда Кижской вол. (Заонежье).

В этом варианте место традиционного диалога между Добрыней и матерью заняла иная сцена. Алогично сообщение Добрыни сразу о двух целях отъезда: о намерении поискать названого брата Илью Муромца и о задаче князя Владимира. Певец, несомненно, слышал две разные версии былины и не везде логично их соединил. Это подчеркивается еще и тем, что Добрыня оставляет мать и жену под опекой Ильи Муромца (ст. 24—25).

Поиск названого брата Ильи Муромца как цель отъезда Добрыни был отмечен записями еще в Кирилловском у. Вологодской губ., на Кенозере, в Москве, Саратове, Минусинском округе и в сб. М. Суханова. Ни в одном из этих текстов цель отъезда не реализована, поэтому остается загадочным, была ли она когда-либо развернута в особый сюжет. Возможно, поиск названого брата включен сюда только в виде мотивировки под влиянием былин типа «Королевичи из Крякова» и «Братья Дородовичи».

В тексте нет ни единого упоминания о крестовом братстве Добрыни и Алеши: Добрыня запрещает идти за него замуж только потому, что он — «бабий насмешничек». Эта очень поздняя мотивировка свойственна певцам, оценивавшим Алешу по его принадлежности к поповскому роду.

Неясно, что собой представляла «дружинка», с которой поехал Добрыня (ст. 53). Сопровождение героя дружиной очень редко встречается в русских былинах и совсем не характерно для Добрыни, Алеши, Ильи Муромца.

Примечателен лаконизм певца в описании того, как Настасья Никулична выходила замуж за Алешу. Лишь в конце (ст. 150) в алогичной форме сообщается, что ее сватал князь Владимир. Это, вероятно, означает, что певец усвоил тексты, где роль князя была пассивной.

Интересен эпизод встречи Добрыни с каликой Раньжей. Добрыня спрашивает его не только о событиях в Киеве, но и о самом себе. Следовательно, для калики Добрыня тоже остается неузнанным. Именно этим эпизод, почти не встречающийся в олонецких текстах[162], отличается от сходных эпизодов в других вариантах былины, где роль вестников, сообщающих о свадьбе Алеши, нередко выполняют также калики (старицы).

Несомненным забвением Н. Ф. Дутикова надо считать то, что Добрыня переодевается дома в платье богатырское. Это алогично для предстоящей роли гусляра.