– Ты не пойдешь, это исключено! – сказал старшина. – Да, нужен результат, а не трупы.
– Как это не пойду? – Чердынский не верил своим ушам. – Командир, как это я не пойду?
– Ты нужен здесь! Если со мной что-то случится, ты возьмешь на себя корректировку. У тебя будет другая задача. Вопрос не обсуждается!
– Япо-о-нский архипелаг! – только и воскликнул Чердынский, вскакивая. – Вот это фуэте, командир!
Арбенов уже продумал весь план и оставалось обсудить детали. Решено было идти через балку Забазную, которая уходила глубоко в немецкий тыл, и возвращаться тем же путем. Чердынский должен будет встречать группу в месте перехода, и прикрывать в случае ее обнаружения. Сержант Загвоздин должен будет занять позицию в конце балки и ожидать возвращения группы захвата.
– Так что ж это! – воскликнул Чердынский. – Чукотка пойдет за «языком»? Ты же знаешь, он чего-нибудь отчебучит на второй минуте! Это фуэте, а не план!
– Не кипятись, сержант! – оборвал Чердынского командир, и посмотрел в угол, где обычно спал пришедший несколько дней назад человек. – У него каждую ночь задание, он натоптал свои тропы.
– Правильно! – воодушевился Чердынский. Он не мог смириться с тем, что основную работу будут делать без него. – Правильно рассуждаешь, командир! Черняев справится, но ему нужен толковый напарник!
– Почему Черняев? – не понял командир.
– А какая разница, Караев – Черняев! Но почему с ним пойдет Чукотка? Думаешь, он справится? – спросил Чердынский, он все-таки не потерял надежду на то, что ему удастся принять участие в операции. – А откуда этот Черныш вообще взялся у нас, а, Парфенон?
– Лейтенант Есергепов прислал. Черняев неделю назад переправился через Волгу на плоту, и выплыл как раз в Рынок. Ну и прижился там, вернее, привоевался. Пока комбату Ткаленко на глаза не попался… ну и тот приказал убрать штатского с передовой. Но если Черняев “языка” и добудет, – сказал Парфеныч, – он его не дотянет. Болезнь его источила, сам едва ходит.
– Поэтому-то, – поставил точку командир, – с ним пойдет Саватеев. Физически он крепкий. Пусть набирается опыта. Я сползаю правее Забазной, там у них стоит минометная батарея, может, там чего добуду. Все, решено!
Чердынский был разочарован окончательным вердиктом, но спустя какое-то время он понял, что командир прав, и также ему стало ясно, что все было им продумано раньше, и с ними он советовался только для того, чтобы утвердиться в своем решении. Чердынский посоветовал Саньке не увлекаться, и далеко в тыл не ползать, потому что взять офицера было практически невозможно, в крайнем случае, сгодится и унтер-офицер.
Глава 18
Когда они вылезли из балки и поползли между разрушенных домов, Саньке стало не то чтобы страшно, а как-то неуютно, как бывает, когда приходится покидать теплый дом в ненастную погоду. Караев хорошо знал всю местность и полз впереди бесшумно, как змея, время от времени останавливаясь и поджидая напарника. Они петляли долго, и вокруг, то с одной стороны, то с другой, слышалась немецкая речь, но чувство опасности у Саньки к тому времени уже притупилось, появился азарт и он иногда шепотом спрашивал Караева:
– Ну, что там? Скоро? Потом они вползли в какой-то сарай и Караев приказал ему ждать и исчез в темноте. Его долго не было, и Санька вдруг подумал, что если тот не вернется, он даже не будет знать, каким путем возвращаться.
Потом он расслышал впереди шум возни и пополз навстречу, и вовремя, так как напарник совсем обессилил, потому что немец отчаянно сопротивлялся и мычал довольно громко.
– Шумит, сволочь! – сказал Караев, и Саватеев ударил немца по голове кулаком.
– Это точно офицер? – спросил он и Караев ответил:
– Офицер. Румын.
– Ладно, сойдет и румынец! – сказал Санька, и они поползли обратно. Продвигались медленно, потому что пленный, хоть и был щуплый, тащить его по земле было нелегко.
Когда они проползали мимо полуразрушенного дома, оттуда послышались приглушенные голоса, и Караев вдруг остановился и прислушался, потом окликнул напарника и сказал:
– Жди здесь!
– Ты куда, Черныш? – не понял Санька, а Караев обернулся и показал рукой себе на нос и исчез в темноте. Саватеев недоумевал, гадая, что он хотел сказать этим жестом, как вдруг тишину разорвала автоматная очередь, потом два винтовочных выстрела и что-то закричали по-немецки, и он бросился на помощь. Он заскочил в дверной проем, но ничего не мог сразу разглядеть в темноте. Услышал шепот:
– Здесь я! – и увидел Караева, сидевшего, прислонясь спиной к стене.
– Ранен я. Не повезло… ноги… – сказал Караев, – один фашист ушел.
– Ничего! Ничего, я вас двоих дотяну! – зашептал Санька. – Дотяну!
– Нет! – сказал Караев. – всем не уйти. Ты иди… я задержу…
– Ты что! – обиделся Санька. – Я тебя не брошу!
– “Язык”… – сказал Караев. – Оставь гранаты… и еще… – он протянул руку. – На, передай той девочке… Наденьке.
– Что это? – не понял Саватеев, беря в руку что-то круглое.
– Апельсин… как пахнет, а! – лица говорившего не было видно, но Санька по его голосу понял, что тот улыбается. – Далеко пахнет… Все, уходи… подожди… отрежь провод от телефона…