Добыча

Он оставил свой пост два месяца назад, отправив письмо на лондонский адрес Ричарда. Новый лорд Селвин не появлялся в доме несколько недель, предпочитая, чтобы Рум занимался своими делами, а Феллоуз – домашним хозяйством.

К удивлению Рума, Ричард действительно прислушивался к его советам. Это была идея Рума – передать Музыкального тигра в дар музею Ост-Индской компании, где его смогут отреставрировать и выставить на пьедестале с табличкой, свидетельствующей о щедрости Ричарда.

Кураторы обнаружили два имени, изящно начертанные на нижней части главной трубы – Faite par L. Du Leze & Abbas – и предложили добавить их на табличку. Рум раньше не замечал этой надписи, хотя он никогда подробно и не рассматривал каждый сантиметр механизма. Он знал только одного человека, который делал это, – фальшивый камердинер, пробравшийся однажды ночью в Павлиний зал.

Было два возможных объяснения:

Аббас незаметно пробрался в Павлиний зал в последний день перед отъездом, это было легко, никто не хотел дышать гарью, и сам вырезал имена. Или —

Имена были там с самого начала.

Мошенник или художник? Чем внимательнее Рум изучал надпись – авторитетные, элегантные, идеально выверенные буквы, – тем больше он, потрясенный, склонялся в сторону художника.

Не спрашивая Ричарда, Рум написал кураторам, сообщив, что лорд Селвин принял их предложение добавить оба имени на табличку.

* * *

Утром в день отъезда Феллоуз встречает Рума в вестибюле и передает конверт с печатью Селвинов. Внутри – зарплата и выходное пособие. Рум прикасается к четырехлистнику, прежде чем засунуть конверт под подкладку пиджака.

– Нам тебя будет не хватать, – говорит Феллоуз, который стал на один градус дружелюбнее с тех пор, как узнал о предстоящем уходе Рума.

Отрывистыми кивками они выражают друг другу взаимное уважение и благодарность за годы совместной службы. Рум бросает последний взгляд на парадную лестницу, переводит его с бюста на бюст и поднимается к фризу, где римляне навечно схватились с гуннами.

Когда Рум спускается по ступенькам, Феллоуз окликает его.

– Полагаю, вы будете проезжать скалы Дувра?

– Думаю, да, – говорит Рум.

– Мой отец работал в сторожевой башне. Маленьким мальчиком я бегал по этим скалам. Мне никогда не надоедало смотреть на море с такой высоты, – Феллоуз замирает с приоткрытым ртом, потом говорит: – Если вам случится остановиться там, вы могли бы спросить о моей матери, миссис Круикшанк.

– Круикшанк? Ваша фамилия Круикшанк?

Феллоуз морщится и делает примирительный жест рукой.

– Я подумал, что Феллоуз звучит более по-камердинерски, – он пожимает плечами. – Никогда не поздно изобрести себя заново, я считаю.

В этом они полностью согласны друг с другом.

– Я передам скалам от вас привет.

* * *

Карета доставляет Рума в Лондон, где возле рынка Лиденхолл он пересаживается на десятичасовой экипаж. Воздух наполнен дымом и шумом. С Грейсчерч-стрит на Кингхолл-стрит. Лондонский мост. Саутваркский собор. На углу Кент и Дантон он прощается с Лондоном. Снова поля, с редким случайным домом, жмущимся к дороге.

Они останавливаются на постоялом дворе, чтобы напоить лошадей и поесть, а потом едут дальше – по дороге, по которой древние ездили между Лондоном и Дувром, пересекая пустоши за Гринвичем. Перед ними расстилается сельская местность, ни одного дома, по обе стороны – моря травы, иногда дуб или береза. Прошло три часа с тех пор, как они покинули постоялый двор, и за все это время Рум не открыл рта. Никто в карете с ним ни разу не заговорил. Человек с бледностью вареной картошки все время посматривает на него настороженным взглядом.

Рум ничего не имеет против молчания. Он думает о леди Селвин. Она была настоящей занозой. Напористая. Иногда откровенно грубая. Иногда – нежная. Сексуальная, прежде всего. Ее напористость была его поддержкой все эти годы, теперь он это понимает. Он чувствует себя слабее без ее будоражащего голоса. Сейчас его будоражит эта дорога, заставляя подпрыгивать, когда они пересекают реку Медуэй.

* * *

Они проезжают через Ситтингборн и Фавершем. Боутон-андер-Блин. Дорога сужается, расширяется и снова сужается, как змея, переваривающая разные предметы. Они добираются до Кентербери через Вестгейт и останавливаются на обед в трактире.

Рум сидит напротив бледнолицего мужчины, который мучительно долго объясняет историческую значимость Кентербери. Они едят ромштексы с картофелем и пьют порто. Мужчина, которого зовут Берти, спрашивает, откуда Рум родом.

– Я родом из Индии.

– А, я так и думал.

– А вы откуда?

– Я? – Берти почему-то смеется. – Отсюда. Ливерпуль, если быть конкретным. Так что же привело вас в Англию из такой дали?

Из всех возможных ответов Рум не произносит то, что первым приходит ему на ум: Я здесь, потому что вы были там.

Вместо этого он говорит:

– Я много лет был поверенным леди Селвин из замка Клеверпойнт.

Глаза Берти расширяются.

– Это прекрасный дом! Вам повезло, что вы получили там работу.

Рум позволяет себе скромную улыбку и глоток портвейна.

Да, красивый. Да, повезло.