Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

Усилия американцев по стабилизации цен противопоставляли их Ирану, ведь именно шах был самым влиятельным из ценовых «ястребов», а Соединенные Штаты периодически убеждали его изменить ценовую политику. Однако стоило президенту Форду выступить с критикой повышения цен, как шах не замедлил с ответным ударом. «Никто не может диктовать нам. Никто не смеет грозить нам пальцем, мы ответим тем же». Конечно, Иран, не менее чем Саудовская Аравия, был политически и экономически привязан к Соединенным Штатам. Но когда государственные министры, бизнесмены и торговцы оружием толпами прибывали в Тегеран и когда шах продолжал отчитывать Запад за его слабости и пороки и грозить ему всяческими бедами, некоторые в Вашингтоне задавались вопросом, кто же чей клиент.

В начале 1970-х гг. Никсон и Киссинджер дали шаху карт-бланш в покупке американских систем вооружений, даже самых новейших, правда, за исключением ядерных. Это входило в «стратегию двух атлантов», принятую в целях обеспечения региональной безопасности после ухода Великобритании из Персидского залива. Атлантами были Иран и Саудовская Аравия, но Иран, как заметил один американский политик, был явно «главной опорой», и к середине 1970-х гг. на его долю приходилась половина всех продаж американского оружия за границей. Неограниченная свобода закупок оружия вызывала тревогу в министерстве обороны — с его точки зрения Ирану нужна была сильная армия, с обычными видами вооружений, а отнюдь не с ультрасовременными системами, которые ему трудно освоить и которые могут оказаться в руках у русских. Министр обороны Джеймс Шлесинджер лично предупредил шаха, что у Ирана нет технических возможностей освоить такое огромное число новых и сложных систем. «В F-15 он был просто влюблен», — сказал Шлесинджер. И если шах обычно отмахивался от всех предупреждений, то в отношении F-15 он послушался совета и отказался от покупки этого самолета.

Резкая критика шла и со стороны министра финансов Уильяма Саймона. «Шах, — сказал он однажды, — просто помешанный». Неудивительно, что шах воспринял это как оскорбление, и Саймон быстро извинился: его слова были вырваны из контекста, он говорил «помешан на нефтяных ценах», имел в виду «был влюблен», как, например, иногда говорят «быть помешанным на теннисе или гольфе». В это время американский посол в Тегеране был в отъезде, и неприятная миссия объяснять значение слов Саймона досталась временному поверенному. Он повторил извинения Саймона министру двора, на что тот ответил, что «Саймон, возможно, и разбирается в торговле облигациями, но в нефти он ничего не смыслит». А шах, как говорят, сказал, что он знает английский язык не хуже министра финансов и отлично понимает, «что именно имел в виду мистер Саймон».

Однако при всех интригах и критике во время президентства Никсона и Форда удерживался определенный паритет. Иран был необходимым союзником, игравшим главную роль в обеспечении безопасности на Ближнем и Среднем Востоке, и престиж и влияние шаха никоим образом не следовало подрывать. Помимо личного расположения к шаху, у Никсона, Форда и Киссинджера имелись и стратегические расчеты. В 1973 г. он не ввел нефтяное эмбарго для Соединенных Штатов и теперь мог сыграть ключевую роль в геополитической стратегии. Саудовцы, говорил Киссинджер коллегам, это «кошечки». А с шахом можно обсуждать вопросы геополитики: ведь Иран граничил с Советским Союзом.

В 1977 г. с приходом в Белый дом Джимми Картера у шаха возникли основания для беспокойства. По словам британского посла в Тегеране, «расчетливый авантюризм Никсона и Киссинджера гораздо больше устраивал шаха»; теперь же два главных направления политики Картера: соблюдение прав человека и ограничение на продажу оружия — непосредственно угрожали шаху. Но новая администрация сохранила прошаховскую ориентацию своих предшественников. Как позднее писал Гэри Сик, бывший при Картере советником по ближне­восточным вопросам в Совете национальной безопасности, «у Соединенных Штатов не было готовой стратегической альтернативы сохранению близких отношений с Ираном».

Сближению способствовало и изменение позиции шаха в вопросе о ценах на нефть. К тому времени, когда Картер обосновался в Белом доме, шах уже сомневался в необходимости дальнейшего повышения цен. Исступление и эйфория, поток нефтедолларов и сам нефтяной бум разрушали структуру иранской экономики и всего иранского общества. Результаты были уже налицо: хаос, расточительство, инфляция, коррупция, а также усиление политической и социальной напряженности, расширявшее ряды растущей оппозиции. Росло и число противников насаждавшейся шахом Великой цивилизации.