Все же Гудмен, как и приехавшие с ним исполнительные директора, ожидали, что Gulf получит хоть что-нибудь в виде особых цен или преимуществ, учитывая сложившиеся за полстолетия отношения, подготовку молодых кувейтцев, приезжавших в Питтсбург и живших в семьях сотрудников Gulf, оказанное им гостеприимство, личные отношения и связи. Но нет, к удивлению Гудмена, ему было сказано, что к Gulf будут относиться так же, как и к другим покупателям. Более того, кувейтцы заявили, что Gulf получит нефть только в том объеме, который необходим для его собственных нефтеперерабатывающих заводов, а отнюдь не для перепродажи третьим сторонам в Японии и Корее. Но это же рынки, возразил Гудмен, которые Gulf создала своей кровью и потом. В их создание были вложены и его энергия, и его труд. Нет, ответили кувейтцы, это наши рынки, существующие за счет нашей нефти, и свою нефть они будут продавать на них сами.
Представители Gulf не могли не заметить, как по сравнению с прежними временами изменилось к ним отношение. «Каждый день мы шли из своей гостиницы в министерство и ждали. Так продолжалось день за днем, — рассказывал Гудмен. — Иногда к нам выходил какой-нибудь мелкий чиновник. Иногда — нет». Однажды во время обсуждения Гудмен решил напомнить кувейтскому представителю об истории их отношений — по крайней мере, как он и Gulf ее видели, — и о том, что сделала Gulf для Кувейта. Кувейтец пришел в ярость. «За все, что вы сделали, вы получили с лихвой, — сказал он. — Вы ничего не делали даром», — и покинул совещание.
В итоге Gulf получила очень небольшую скидку на нефть, идущую в его вертикаль, и отказ в скидках на нефть, которую он мог бы перепродать. «Для кувейтцев это было свержение колониальной власти, — впоследствии сказал Гудмен. — Существовало взаимное непонимание. Американцы самодовольно думали, что их любят, потому что они так много сделали для этих людей. Какая наивность! Мы считали, что у нас хорошие отношения, они считали иначе. Они всегда чувствовали, что к ним относятся свысока. И они это хорошо запомнили. Отношения такого рода всегда являются отношениями любви и ненависти».
«Но это было преходящим, — добавил он, — просто их ждало огромное богатство»6.
ВЕНЕСУЭЛА: КОШКА СДОХЛАОгромные концессии в Венесуэле также доживали свои последние дни. В начале 1970-х гг. дальнейший ход событий уже не вызывал сомнений. Ведь это была страна Хуана Переса Альфонсо, сторонника национализации нефтяной промышленности и одного из основателей ОПЕК. В 1971 г. Венесуэла приняла «закон об отмене», согласно которому все концессии нефтяных компаний и их активы по истечении сроков договоренностей перейдут в собственность государства с выплатой ограниченной компенсации. Сроки действия первых концессий истекали в 1983 г. Экономический результат закона об отмене и политики под лозунгом «нет новым концессиям» был таков: компании снизили инвестиции, и это означало, что производственные мощности Венесуэлы сокращались. Спад добычи, со своей стороны, неизбежно подогревал националистические настроения и враждебное отношение к компаниям. «Это напоминало вопрос о том, что было раньше — курица или яйцо, — вспоминал Роберт Дольф, президент Creole Petroleum, дочерней компании Exxon в Венесуэле. — Политика правительства была направлена на то, чтобы новых участков для разведочных работ не предоставлять. Так что мы перестали кормить кошку, а они стали жаловаться, что кошка подыхает».
К 1972 г. уже был принят ряд законов и указов, дающих правительству реальный административный контроль на всех этапах производства, от разведки до сбыта. До 96% была повышена фактическая ставка налогообложения. Таким образом, многие задачи национализации правительство осуществило еще до ее объявления. Но сама национализация была лишь вопросом времени. Повышение цен в 1973 г. и очевидные победы ОПЕК очень скоро укрепили националистические настроения и уверенность в своих силах, ускорив последние шаги к ней. С приходом новой эры в отношениях между экспортерами и импортерами наступление 1983 г. казалось слишком долгим. Присутствие иностранной собственности представлялось далее нетерпимым, и национализацию следовало осуществить как можно скорее. На этом мнении сходились практически все политические фракции.
Вскоре последовали два раунда переговоров. Один — с международными компаниями Exxon и Shell, Gulf и рядом других компаний. Другой — только между самими венесуэльцами. В первом раунде переговоры шли не особо гладко. «В конце 1974 г. в стране еще шли бурные дебаты по вопросу о национализации нефти, — сказал один из участников. — Мнения резко расходились: одни выступали за прямую конфронтацию с иностранными компаниями, другие предпочитали мирное решение вопроса путем переговоров». На лужайке своего дома Хуан Перес Альфонсо энергично выступал в поддержку сторонников конфронтации, заявляя, что в Венесуэле должны быть немедленно национализированы не только нефтяная промышленность, но и все иностранные капиталовложения.