Другой важной вехой было введение в 1975 г. в автомобильной промышленности стандартов по экономии топлива. Согласно этим стандартам средняя экономичность двигателя нового автомобиля должна была за десятилетний период удвоиться, т.е. пробег на один галлона бензина должен был увеличиться с 13 до 27,5 мили. Поскольку в то время из каждых семи баррелей ежедневно потребляемой в мире нефти один сжигался в автомобильных двигателях на американских автострадах, такое изменение должно было серьезно сказаться не только на внутреннем, но и на мировом нефтяном балансе. Закон, определяющий стандарты экономичности двигателей, предусматривал также образование стратегических запасов нефти. Это была та самая идея, которую после Суэцкого кризиса в 1956 г. выдвигал Эйзенхауэр и которую шах пытался продать Соединенным Штатам в 1969 г. План был превосходен: такой резерв будет полностью компенсировать нехватку при любом перерыве в поставках. Но на практике темпы создания такого резерва оказались катастрофически медленными3.
В 1977 г. президентом стал Джимми Картер, проводивший избирательную кампанию как человек со стороны, обещавший морально обновить потерявшую доверие и запятнанную уотергейтским скандалом американскую политику. Вопросы энергетики привлекали его внимание еще за много лет до выборов. Он служил на флоте и навсегда запомнил предупреждение отца первой атомной подводной лодки адмирала Хаймана Риковера, что человечество бездумно расходует природные запасы нефти. Во время своей избирательной кампании Картер обещал, что в первые 90 дней после инаугурации он примет новую политику в области энергетики. И был твердо намерен сдержать свое слово.
Он поручил это Джеймсу Шлесинджеру, экономисту с ученой степенью, сделавшему имя на разработке экономики национальной безопасности. Аналитический склад ума и непоколебимое чувство долга сочетались в Шлесинджере с тем, что раньше называли «интеллектуальным усердием и моральным рвением». У него были четкие представления о ценностях, когда речь шла о политике и руководстве, и он был тверд в их осуществлении. Он был нетерпим к легковесным выводам и долго испытывал терпение оппонентов, поскольку мысли излагал неторопливо, кратко и выразительно, что иногда создавало впечатление, будто его слушатели — генералы, сенаторы или даже сам президент — были всего лишь студенты-первокурсники, которые никак не могут понять очевидного.
Ричард Никсон вытащил Шлесинджера из Rand Corporation и поставил во главе Бюджетного комитета, затем назначил председателем Комиссии по атомной энергии, потом — директором Центрального разведывательного управления, а вскоре — министром обороны. Однако по утрам в погожие субботние и воскресные дни Шлесинджера можно было увидеть за городом, неподалеку от Вашингтона, с биноклем в руках. Он не занимался своей профессиональной деятельностью, выслеживая русских, — он просто отдавался любимому хобби, наблюдая за птицами. Его пребывание в должности министра обороны закончилось при Джеральде Форде, когда на совещании кабинета министров он, предельно ясно изложив свою точку зрения, выступил против проводимой Киссинджером политики разрядки и американской позиции в отношении Южного Вьетнама, приведшей к падению Сайгона. После общенационального съезда демократической партии в 1976 г. Картер позвонил Шлесинджеру и пригласил его в свой дом в Плейнсе, штат Джорджия, чтобы поговорить о политических взглядах и о политике. Шлесинджер был близким другом сенатора Генри Джексона, единственного влиятельного сенатора, когда речь шла об энергетике, и к тому же соперника Картера в борьбе за пост кандидата в президенты от демократической партии. После выборов Джексон настойчиво уговаривал Картера взять Шлесинджера в новую администрацию в качестве главного борца за энергетическую программу. Картер и сам этого хотел. Шлесинджер не только произвел на него благоприятное впечатление, но, как сам Шлесинджер позднее отмечал, «в своем роде это было очень удобно, если председатель сенатского комитета по вопросам энергетики приятель вашего министра энергетики».