— Скажи им: так будет с каждым, кто дерзнет бросить мне вызов. Никаких предупреждений, немедленная смерть. Их вождю скажи, чтобы шел с нами, в лагере я дам ему список того, что нам требуется.
Первая центурия повернулась кругом и вместе с испуганной кучкой кричащих детей, зажатых между легионерами, двинулась прочь из селения вниз по склону, к ручью. Жители высыпали за ворота и следовали за ними еще некоторое время, онемев от ужаса и отчаяния. Макрону было не по себе, он отводил от них глаза, озирая долину. Неужели эта самая долина еще совсем недавно выглядела такой мирной, когда он маршировал по ней? Вековая безмятежность жизни в тихом прибежище земледельцев была всего за несколько часов вдребезги разбита пришельцами из Рима. И такой, как прежде, ей уже не быть никогда.
Глава 29
Легионеры начинали открыто роптать, и Катон гадал, скоро ли эти разговоры перерастут в нечто более опасное. Беглецы скрывались среди болот уже десять дней, от голода у всех мучительно скручивало желудки, и эта боль не позволяла думать ни о чем, кроме еды. В последний раз им довелось поесть несколько дней назад, когда на узкой тропе они наткнулись на поросенка. Животное закололи копьем, и тут Катон услышал неподалеку голоса. Осторожно пробравшись с Фигулом сквозь заросли, он обнаружил небольшую усадьбу, построенную на клочке пригодной для возделывания земли, почти не возвышавшейся над уровнем окружающих болот. На земле трудились две или три семьи, жившие тут же, в маленьких хижинах. Возле одной хижины молодой мужчина и его полногрудая жена играли с двумя ребятишками, один из которых еще не умел стоять на ногах. Сбоку к хижине прилепились два загона: один служил курятником, а в другом содержали большую свиноматку и несколько поросят-сосунков. В ограде загона виднелась небольшая дыра.
— Это объясняет нашу находку, — прошептал оптион. — Если еще парочке поросят придет в голову отправиться исследовать большой мир, мы сможем попировать по-царски.
— Размечтался. А вдруг они сейчас хватятся этого поросенка. Лучше бы нам отсюда убраться.
Катон собрался было отползти назад, но оптион удержал его.
— Погоди… командир.
Катон смерил спутника ледяным взглядом:
— Убери руку!
— Есть, командир.
— Так-то лучше. Чего ты хотел?
Фигул кивнул в направлении хуторянина и его семьи: в теплом воздухе разносился беззаботный смех старшего ребенка.
— Там только один мужчина.
— На виду да, только один, — поправил его Катон.
— Ну и ладно, пусть в лачуге еще один, мы все равно их одолеем.
— Нет!
— Их убьем, тела спрячем, а животных заберем себе, — гнул свое оптион, пожирая взглядом довольно хрюкающую в загоне свинью. — Это же недельный запас провизии.
— Нет, я сказал. Мы не можем так рисковать. Уходим.
— Да в чем тут риск?
— Как только кто-нибудь из местных обнаружит, что хутор пуст, поднимется тревога. Они прочешут тут все, это ведь их болото. Поэтому рисковать мы не станем. Ты меня понял, оптион?
Тон центуриона не оставлял возможности возражать, поэтому Фигул кивнул и осторожно попятился в заросли, прочь от усадьбы. Когда они вернулись назад к маленькому охотничьему отряду, поросенок был уже выпотрошен, а тушка насажена на копье для доставки в лагерь. Бойцы радовались добыче, но, заслышав, что кто-то приближается, к удовлетворению Катона, встрепенулись и схватились за оружие. Напряжение на лицах спало лишь тогда, когда они увидели, что из болотных зарослей на тропу выбрались их основательно промокшие командиры.
— Ну как, есть там что-нибудь еще, командир?
— Больше, чем ты можешь вообразить, — с улыбкой ответил Фигул. — Там чудесная маленькая…
— Заткнись! — рявкнул Катон, мгновенно повернувшись к нему. — Ничего интересного для нас тут нет. Все поняли? А теперь в путь, вернемся и поедим.
Солдаты недоуменно переглянулись, подхватили добычу и направились к лагерю, выслав одного человека вперед, а одного оставив на некотором расстоянии позади, чтобы убедиться, что их никто не преследует. Шли в молчании, время от времени останавливаясь, чтобы убрать следы крови, капавшей на землю с сочной тушки. В противном случае кровь могла бы навести на их след местных, обнаруживших, что из загона пропал поросенок.
Когда над горизонтом угасли последние отблески розового заката, Катон разрешил Метеллу развести маленький костер. Остальные сидели тесным кругом и с выпученными от нетерпения глазами ждали, когда костер прогорит и можно будет запечь сочную свинину в золе и на угольях. Скоро ноздри наполнил аромат жарящегося мяса и еще более резкий, дразнящий запах капавшего в огонь жира, заставив облизывать губы от предвкушения. Как только мясо прожарилось, Катон велел Метеллу достать его из костра и поделить поровну. Легионер рьяно принялся отдирать толстую кожу и отделять от костей истекающие соком жирные кусочки. Солдаты один за другим рассаживались вокруг костра, держа горячее мясо в грязных руках и вгрызаясь в него зубами. Ели молча, лишь порой, по мере того как желудки наполнялись теплой свининой, беглецы перемигивались и обменивались блаженными улыбками.