Добыча золотого орла. Пророчество орла

— Выясни, что он хочет сказать, и вели ему говорить покороче, — заявил Максимий.

Когда солдат перевел это требование, старейшина, судя по выражению лица, смутился, потом нахмурился. А когда заговорил снова, в голосе его звучала горечь.

— Командир, — промолвил легионер, повернувшись к Максимию, — он просто хотел поприветствовать тебя в связи с прибытием в долину и заверить, что ни он, ни его люди не желают никому из нас зла. Он хотел предложить гостеприимство своего народа и возможность приобретать у селян припасы. Но добавил, что удивлен, ведь он слышал, что Рим — это великая цивилизация, однако его представителям почему-то недостает учтивости.

— Он так и сказал?

— Да, командир, именно так.

— Ладно. — Максимий поджал губы и смерил старика взглядом, исполненным крайнего презрения. — Хватит, на хрен, болтовни. Скажи этому болвану, что если мне понадобится его долбаное гостеприимство, то я сам его потребую — тогда и в такой форме, в какой мне будет угодно. Скажи, что он и все его люди должны в точности выполнять все мои указания, если хотят жить.

Легионер перевел слова командира. Поселяне растерянно переглядывались, на их лицах было написано потрясение.

Командир когорты указал на людей, стоявших позади старейшины:

— Женщины и ребятня — это его родня?

Услышав перевод, старик кивнул.

— Макрон, взять их. Возьми пять отделений, чтобы конвоировать их в наш лагерь.

— Взять их? — Макрон был почти так же потрясен, как и селяне. — Но зачем?

— В заложники. Чтобы эти дикари с нами сотрудничали. Но этого мало, надо будет собрать заложников по всей деревне.

Макрон, разрывавшийся между отвращением к затее Максимия и воинской дисциплиной, все же позволил себе пробормотать:

— Командир, но есть ведь другие способы с ними поладить.

— Поладить? — фыркнул Максимий. — На хрен мне сдались эти дерьмовые дикари, чтобы с ними еще и ладить. Уяснил? А теперь, центурион, выполняй приказ.

— Есть… командир.

Макрон выделил из головы колонны отряд в сорок человек и быстро повел их к растерянным родичам старейшины. Чуть помедлив, он выбрал женщину с тремя детьми: их отделили от родственников и поместили между двумя шеренгами легионеров. Остальные поселяне разразились возмущенными восклицаниями, женщина пыталась вырваться, взывая о помощи к старейшине. Тот сделал шаг вперед и остановился, беспомощно сжимая и разжимая кулаки. Она что-то крикнула, он покачал головой, и лицо его исказила горестная гримаса. Лишь когда между женщиной и сородичами выстроилась цепочка легионеров, Макрон отпустил ее, взглянул в глаза и, указывая на землю, сказал:

— Стой смирно!

Центурион Максимий повернулся к переводчику:

— Скажи ему, чтобы сейчас же привел сюда по ребенку из каждой семьи. Если кто-то попытается утаить свое чадо, вся семья будет распята. Удостоверься, что он тебя понял.

Когда эти слова были переведены, возмущенный ропот сменился возгласами ужаса и отчаяния. Некоторые мужчины, судя по тону голосов, осыпали римлян проклятиями, однако старейшина, испугавшись, как бы это не переросло в столкновение, поспешно встал между ними и легионерами и, воздев руки, стал призывать своих людей утихнуть. Он добился своего: яростные крики стихли, сменившись горькими стенаниями да плачем женщин и детей.

— Скажи ему, чтобы поторопился! — рявкнул Максимий. — Иначе он получит наглядное доказательство того, что я не шучу.

Несчастные поселяне бросились выполнять приказ. Макрон с отвращением и жалостью наблюдал за тем, как местные жители приводили детей и, скорбя, передавали их суровым легионерам. Скоро между шеренгами римлян, стоявших с непроницаемыми лицами, держа широкие щиты, втиснулись уже около тридцати понурых, напуганных детишек. Некоторые громко рыдали и пытались вырваться.

— Заткнуть им глотки! — рявкнул Максимий.

Один из оптионов поднял руку и с размаху ударил в висок ребенка лет пяти, не старше. Плач оборвался, малыш рухнул навзничь как подкошенный. Женщина, отчаянно завизжав, метнулась вперед, проскочила между легионерами и бросилась к своему лежавшему на земле чаду.

— А ну проваливай отсюда! — заорал на нее Максимий.

Женщина, склонившаяся над сыном, подняла глаза на римского командира. Макрон увидел, что она молода, лет двадцати, не старше, с темно-карими глубокими глазами и густыми золотистыми волосами, заплетенными в две косы. Лицо ее исказила гримаса отвращения, и она плюнула Максимию на сапог. В тот же миг в воздухе сверкнул выхваченный из ножен клинок, послышался чмокающий звук удара, и голова женщины покатилась под ноги старейшине. Ее отпрыска, только что пришедшего в себя после удара, обдало струей материнской крови, и он закричал снова.

— Проклятье, — пробормотал Макрон. Потом он почувствовал на голени теплую струю и поспешно отступил на шаг.

Некоторое время звучали лишь отчаянные вопли малыша: все остальные онемели. Максимий пинком откатил тело от ребенка, наклонился, вытер меч о тунику убитой, вложил в ножны и выпрямился, озирая селян. Какой-то мужчина рванулся было ему навстречу, сжав кулаки и стиснув зубы от бешенства, но соплеменники скрутили его и оттеснили назад.