— И куда он отправился? — спросил Катон с неприятным ощущением того, что ответ ему уже известен.
— Ну, отправился проверить местность за той усадьбой, где мы побывали несколько дней назад. Он считает, что там может найтись дорога, ведущая к другому, более крупному поселению в самом сердце топей.
— Он, стало быть, так считает? — с горькой иронией уточнил Катон.
— Так точно, командир.
— И ты ему поверил?
— А почему бы и нет? — Фигул пожал плечами. — Он может найти что-нибудь полезное, командир.
— О да, конечно, что-нибудь он найдет. Можешь на это рассчитывать. — Катон хлопнул ладонью по бедру. — Ладно… поднимайся. Пойдешь со мной. Возьми копья для нас обоих.
Оптион мгновенно вскочил и направился за копьями в центр поляны, где было сложено оружие. Катон в это время тер глаза, решая, что же им делать.
— Командир?
Катон оглянулся. Фигул протягивал ему древко копья. Он взял оружие, положил на плечо и проверил, надежно ли заткнут кинжал за кушак, заменявший ему кожаный ремень.
— Прошу прощения, командир, — тихо произнес Фигул. — Я не подумал, что он может отмочить какую-нибудь глупость.
— Правда? — буркнул Катон. — Ну это мы скоро выясним. Пойдем.
Он повернулся и повел оптиона прочь из лагеря. На самом краю маленькой поляны он обернулся и крикнул через плечо остальным:
— Лагерь никому не покидать. Быть настороже!
Катон двинулся по тропе, уходящей в болото. Он шел, мысленно нанося на карту все те тропы, по которым проходил с тех пор, как они обосновались на поляне. Если Метелл вознамерился наведаться на хутор, то должен был воспользоваться той самой тропой, по которой они шли в тот день, когда убили поросенка. Тогда была одна из немногих разведывательных вылазок с участием Метелла: центурион считал, что грубость и недисциплинированность этого солдата могут в случае чего породить серьезные проблемы, и предпочитал по возможности держать его в лагере. К усадьбе вел и более короткий путь — узкая тропка, местами просто исчезающая в болоте. Идти по ней было нелегко, но зато, поторопившись, Катон с Фигулом могли добраться до места раньше Метелла и не дать ему наделать глупостей.
Центурион спешил, ради быстроты жертвуя даже осторожностью, ставшей для него привычной при передвижении по этой унылой местности. С ясного неба припекало солнце, а всякий раз, когда тропа ныряла в болото, превращаясь в полоску липкой, дурно пахнущей грязи среди камышей, вспотевших римлян с писком облепляли тучи насекомых.
— Что они, интересно, делают, когда рядом нет римлянина, чьей крови можно попить? — пробормотал Фигул, прихлопнув севшего на шею слепня.
Катон оглянулся:
— Если мы не успеем остановить Метелла, им на прокорм достанется куда больше римлян. Вперед!
Они шли уже около двух часов, когда Катон вдруг сообразил, что местность вокруг совершенно ему незнакома. Если судить по солнцу, они двигались в правильном направлении, но в таком случае им следовало уже давно выйти к усадьбе. По всему получалось, что они прошли мимо, не заметив ее, а стало быть, не смогли остановить Метелла. «Теперь наверняка уже поздно», — подумал Катон с упавшим сердцем. А когда он оглянулся назад, помогая Фигулу выбраться из очередной перекрывавшей тропу вязкой лужи, то вдруг застыл как вкопанный.
— Что там такое, командир?
Несколько мгновений Катон молча смотрел вдаль, а потом указал направление.
— Посмотри туда…
Выбравшись на сухое место, Фигул вытянул шею, всматриваясь туда, куда показывал центурион. Поначалу он ничего необычного не замечал, но потом углядел вдали клубы грязноватого дыма.
— Вижу.
Прямо у них на глазах дым загустел, превратившись в серый столб, поднимавшийся к ясному небу. Место, откуда валил этот дым, можно было определить безошибочно.
Катон обернулся и бросил взгляд на солнце, все еще висевшее над горизонтом.
— Стемнеет не скоро, через час, а то и через два. Это слишком долго. Нам нужно вернуться, и поскорее.
Он пошлепал обратно через грязь, из которой они только что выбрались. Фигул, тяжело вздохнув, повернулся и нехотя поплелся за центурионом. Обратный путь оказался вдвое тяжелее, потому что Катон и сам торопился, и оптиона заставлял идти так быстро, насколько хватало сил, не обращая внимания на усталость и боль в слабеющих ногах. При этом он постоянно с тревогой поглядывал на дымовой столб, который, как казалось ему в убывающем свете, даже не приближался.
Визг поросят они услышали задолго до того, как сошли с пролегающей через болото тропы. Из последних сил, задыхаясь и с трудом переставляя ставшие свинцовыми ноги, они припустили к лагерю.
Солнце раскаленным медным диском висело низко над горизонтом позади них, и вместе с ними по маленькой поляне к лагерю неслись длинные искаженные тени. В центре поляны, рядом с прогоревшим костром, лежали два нанизанных на вертел поросенка. Привязанная к дереву свинья истошно визжала, оплакивая участь своих детенышей. Остальные поросята, еще живые, сгрудились вокруг свиноматки, испуганно тычась в нее розовыми пятачками.