Оптион вытащил из-за пояса меч, бросил его в сторону и поднял кулаки. Метелл, смотревший на него с опаской, вдруг улыбнулся. Оптион был высок ростом и широк в плечах — сказывалась текшая в его жилах галльская кровь. Метелл был худощав, но годы суровой службы под сенью Орлов закалили его, сделав безжалостным и опасным бойцом. Предстояло состязание между силой и опытом, и Фигул, судя по тому, как Метелл, приняв низкую стойку, поманил его рукой к себе, понял, что его противник высоко оценивает свои шансы.
Сделав быстрый шаг вперед, легионер вдруг взревел и бросился в атаку, но цели так и не достиг. Фигул мгновенно, так что не уследить глазом, выбросил перед собой правый кулак, и тот с приглушенным хрустом врезался легионеру в лицо. Метелл рухнул наземь, вырубленный единственным ударом. Пнув неподвижное тело сапогом, Фигул повернулся к остальным солдатам, улыбнулся и мягко осведомился:
— Есть еще желающие оспорить власть командиров?
Ночь прошла спокойно. Заступив в раннюю стражу, Катон сидел в тени под деревом и оглядывал болота, затянутые молочным туманом и омываемые серебристым светом яркого полумесяца. Внизу, в лагере, царила тишина: солдаты под грозным надзором оптиона отправились спать. Пока противостояние завершилось, однако Катон понимал: теперь любая провокация может привести к тому, что командиры и рядовые вцепятся друг другу в глотки. Их отношения, держащиеся на традиции и привычке, вбитой в головы муштрой, рвались куда быстрее, чем он мог предвидеть, и очень скоро легионеры превратятся в неорганизованный сброд, шайку, где все отчаянно пытаются выжить во враждебном окружении, пусть даже за счет друг друга. Как бы ни был велик его стыд, Катон признался себе в том, что потерпел неудачу. Он утратил доверие своих солдат, и в результате все они сгинут в этой забытой богами глухомани, в сердце варварского острова.
Но, несмотря на мучительные раздумья, сменившись с караула, Катон едва лишь свернулся калачиком на земле и закрыл глаза, как провалился в мертвый глубокий сон. Даже кошмары, обычно не дающие покоя растревоженному сознанию, не мучили его. Он слишком устал.
Он пробудился, когда чья-то рука настойчиво потрясла его за плечо. Катон не сразу понял, что происходит, но спустя мгновение уже сел и, прищурившись, всмотрелся в склонившееся над ним лицо.
— Фигул, в чем дело?
— Тсс, — шепотом произнес оптион. — Похоже, у нас скоро появится компания.
Сон мгновенно выветрился из головы, и Катон инстинктивно потянулся к рукояти меча. Все вокруг было затянуто тонкой пеленой тумана, не позволявшей толком разглядеть что-то дальше чем в двадцати или тридцати шагах. На тунике поблескивали капельки росы, пахло сырой землей.
— Часовые докладывают, что неподалеку движутся люди, они слышали голоса. Сразу же позвали меня.
— Ну и?..
— Я тоже слышал. Их там много.
— Ладно. Буди всех. Только тихо.
— Есть, командир.
Громоздкая фигура оптиона скользнула в туман, а Катон поднялся на ноги и, стараясь не топать, направился к тропе, что вела от поляны к небольшой возвышенности, где стояла на дежурстве ночная стража. Взобравшись на холм, он присел на корточки и прислушался. Расспрашивать надобности не было: воздух был полон звуков — легко позвякивало оружие, слышались приглушенные голоса. Судя по тону, звучали приказы, но слов разобрать не удавалось.
Пока он сидел на корточках, напрягая слух, голоса приближались. Казалось, они доносятся со всех сторон.
— Мы окружены? — прошептал один из легионеров. — Что делать, командир?
Катон узнал солдата. Это Непот, приятель Метелла, прошлым вечером бывший на его стороне. Центуриону очень хотелось напомнить ему, что нынешняя ситуация — прямое последствие нарушения дисциплины, и в этом виноваты сам Непот и ему подобные. Но обстоятельства не оставляли времени для обвинений, сейчас это было неуместно.
— Отходим. Вернемся в лагерь… и будем надеяться, что они пройдут мимо. Кем бы они ни были.
Он повел караул обратно на тропу и, возвратившись на поляну, обнаружил, что все уже встали, вооружились и ждут его приказов.
— Прятаться тут негде, — тихо сказал центурион, — к этой поляне ведет только одна тропа. Если мы попытаемся уйти по болоту, то все равно застрянем в топях и нас настигнут. Остается только стоять тут наготове, соблюдать тишину и надеяться, что туман не позволит им нас заметить.
Легионеры образовали тесное кольцо и напрягали слух, стараясь не упустить ни звука из тех, что доносились из-за окружавшей их серой завесы. Скоро звуки стали слышны совсем рядом: шелест кустов, треск, то и дело раздававшийся, когда кто-нибудь наступал на сучок.
— Чего ради мы тут стоим? — прошипел Метелл. — Бежать надо.
Катон повернулся к нему:
— Еще раз пикнешь, я сам тебе глотку перережу. Понял?
Метелл смерил его взглядом, потом кивнул и снова повернулся туда, откуда все громче доносились голоса приближавшихся людей.
Катон не сводил взгляда с тянувшейся от дерева к дереву завесы тумана, и скоро ему показалось, что он заметил между деревьями движущиеся призрачные тени.