Добывайки

– Да, – согласилась Хомили, – убирать придётся часто. Но нет худа без добра – зато теперь у нас проточная вода и кран.

– Придётся сидеть взаперти, пока не уйдут посетители…

– Ничего не имею против, – сказала Хомили, – работы в доме невпроворот, а взаперти я сидела почти всю свою жизнь. Уж такова твоя доля, если ты родилась добывайкой.

С минуту Арриэтта молчала.

– У Спиллера же другая доля, – сказала она наконец.

– У него-то? – нетерпеливо вскричала Хомили. – Сроду не знала ничего об этих диких добывайках; особая раса, говорил мой отец. А может, одичавшие домашние добывайки.

– Куда они подевались?

– Разбрелись кто куда, наверно. Попрятались в кроличьих норах и кустах.

– Я имею в виду – отец и Спиллер.

– А-а, они… Спустились к ручью посмотреть на причал. И на твоём месте, Арриэтта, – голос Хомили стал серьёзней, – я бы легла спать до того, как вернётся отец. Постель уже приготовлена, новые простыни и всё прочее, и, – она задохнулась от гордости, – там у тебя под покрывалом – шёлковое пуховое одеяло!

– Они идут, – сказала Арриэтта, – я их слышу.

– Скажи им «спокойной ночи» и беги наверх, – тревожно настаивала Хомили. Щёлкнула задвижка, и она понизила голос до шёпота: – Боюсь, ты немного расстроила его этим своим рассказом о мисс… мисс…

– …Мензиз, – закончила Арриэтта.

Глава двадцать пятая

Когда Под вместе со Спиллером вошёл в комнату, его лицо светилось каким-то странным светом, и причиной тому были не ночные ароматы листьев и трав и холодная, как луна, вода в ручье. «В нём чувствуется сила и спокойствие, – подумала Арриэтта, подойдя к отцу, чтобы поцеловать его на ночь, – но он где-то очень далеко от нас». Ничего не сказав, Под механически клюнул её в ухо, но когда она повернулась, чтобы уйти, позвал обратно.

– Минутку, Арриэтта. Садись, Спиллер, – сказал он.

Он подтащил к себе стул, и они опять сели у очага.

– В чём дело, Под? – обеспокоенно спросила Хомили. Она протянула дрожащую руку и привлекла Арриэтту к себе. – Ты что-то там увидел?

– Нет, – сказал Под, – только луну, воду, двух летучих мышей да предательский дым из нашей трубы.

– Тогда пусть ребёнок ложится спать, у нас был долгий день…

– Я думал всё это время, – сказал Под.

– …такой долгий, что кажется, будто прошло целых два, – продолжала Хомили, – я хочу сказать, если оглянуться назад.

Неужели они действительно ещё сегодня утром проснулись узниками, а сейчас здесь, у себя дома, сидят все вместе у очага?! Этому трудно было поверить. И очаг не такой, как прежде, а куда лучше, а уж о доме, таком, как этот, можно было только мечтать.

– Возьми свечку, – сказала она Арриэтте, – и ложись в кровать. Спиллер может спать внизу. Если хочешь умыться, захвати с собой воду из крана, её здесь хоть отбавляй.

– Это нам не подходит, – внезапно прервал её Под.

Все обернулись и посмотрели на него.

– Что нам не подходит? – запинаясь, спросила Хомили.

Под махнул рукой.

– Всё это. Ничего нам здесь не подходит. Ровным счётом ничего. И Спиллер со мной согласен.

Арриэтта кинула взгляд на Спиллера; по его лицу трудно было что-нибудь прочесть, но она заметила упрямый огонёк в глазах и короткий, без улыбки кивок головой.

– Что ты имеешь в виду, Под? – Хомили облизала губы. – Неужели наш дом?

– Да, именно, и ничего другого, – сказал Под.

– Но ведь ты его даже по-настоящему не видел, – запротестовала Хомили. – Ты не пробовал зажигать свет и воду не включал. Ты не поднимался наверх. Ты бы только посмотрел, что они сделали на лестничной площадке, какой там вход к Арриэтте в спальню…

– Это ничего бы не изменило, – сказал Под.

– Но тебе нравилось тут, Под, – напомнила ему Хомили, – до того как эта парочка забрала нас отсюда. Ты снова свистел и напевал во время работы, как в старые времена в Фирбэнке. Правда, Арриэтта?

– Тогда мне было неизвестно, – сказал Под, – то, что известно теперь: что эти человеки про нас знали.