Дочь алхимика

— Я понимаю. — Нервно сглотнула, тщетно пытаясь привести чувства в порядок. Пусть наши с маркизом отношения оставляли желать лучшего, но все же… я полагала, что на предстоящем рауте мы будем вместе, и это придавало сил. Теперь же… у меня словно выбили весь воздух из груди, и стоило неимоверных усилий держаться так, как того ожидал свет от молодой маркизы Левшиной.

— Я буду рядом, если понадоблюсь. — Николай Георгиевич склонился чуть ниже, стараясь говорить еще тише: — Но вам следует знать: на территории дворца все порталы отслеживаются, поэтому кольцо… им пользоваться нельзя. А вот серьги — напротив. Согрейте руками камень — и я пойму, что вы нуждаетесь во мне. Все ясно?

Обратив полные страха глаза к его сиятельству, я постыдно вцепилась пальцами в ладонь маркиза, выдавая даже самые глубинные сомнения и страхи перед предстоящей встречей.

Все будет хорошо, — чуть смягчился он. Ласково провел большим пальцем по подбородку, пытаясь успокоить меня. Ненадолго замер, словно бы решаясь, как поступить, и наконец легко коснулся моих губ.

Никогда бы не подумала, что одно прикосновение может вернуть человеку покой, но, ощутив губы мужа на своих, я почему-то отчетливо поняла: он сдержит слово. И, доверившись ему, позволила провести меня внутрь.

Как и предупредил Николай Георгиевич, едва мы вошли в просторный холл, слепивший блеском идеально начищенных полов и золотом статуй, к нам тут же подоспел элегантно одетый лакей, подавший на серебряном подносе конверт господину Левшину. И уже мне:

— Ваше сиятельство, императрица ожидает вас в своем салоне. Прошу, следуйте за мной.

Попрощавшись с маркизом легким пожатием пальцев, проследовала за лакеем вглубь дворца, стараясь запомнить каждый шаг пройденного пути. Пусть со стороны это могло показаться обычной детской глупостью, но все же ощущение контроля над положением постепенно возвращалось ко мне.

Остановившись у двустворчатых дверей, расслышала громкое:

— Ее сиятельство маркиза Ольга Савельевна Левшина.

Присела в глубоком реверансе, сделав несколько шагов в сторону Екатерины Дмитриевны лишь после легкого кивка и довольно любезного:

— Прошу вас, моя дорогая, присаживайтесь.

Этим вечером царствующая императрица выглядела великолепно. Затянутая по последней моде в несколько слоев блестящего шелка цвета дорогого шампанского, она гордо сидела в высоком кресле, обилие позолоты в обивке которого не могло не напомнить об императорском троне.

Вокруг ее величества столпилось несколько фрейлин самого разного возраста из высокородных семейств. Все они больше походили на алчных сорок, с готовностью кружащих над блеском дорогих камней, усыпавших шею и руки императрицы. Но она словно бы не замечала этого, величественно улыбаясь всем сразу и каждой по отдельности.

А ведь Екатерина Дмитриевна по-прежнему была хороша. Тонка в осиной талии, изящна жестами — она притягивала взор, рождая желание существовать вблизи нее. И улыбка ее — в меру снисходительная, в меру располагающая к беседе, казалась… да, именно такой, как и сама ее обладательница, — во всем знающей меру.

— Давно среди моих фрейлин не было столь юного и очаровательного создания. — Императрица благодушно окинула взглядом мой туалет, оставшись довольной им. Лишь чуть дольше положенного задержала взор на фамильных камнях. Догадалась? — Расскажите же нам, как вам удалось украсть сердце самого чиноначальника кабинета его императорского высочества?

Десятки глаз уставились на меня со смесью удивления и едва скрываемой неприязни, а кое-где послышался завистливый шепоток. Показалось?

Пропустив несколько ударов сердца, позволила себе приподнять глаза лишь на миг, чтобы дать ответ:

— Боюсь, ваше величество, моя история слишком скучна для столь изящных слушательниц.

Екатерина Дмитриевна гортанно рассмеялась, оценив инстинктивную попытку уйти от нежелательной темы.

— Бросьте излишнюю скромность, моя дорогая! — Императрица вмиг засияла, радушно раскрыв ладони. Похлопав рукой по невысокому креслу подле себя, она жестом пригласила меня составить ей компанию. — В высоких родах давным-давно известен тяжелый нрав вашего супруга, снести который под силу лишь моему сыну. Быть может, объяснением всему — сдержанность неопытной молодости, готовой закрыть глаза на то, что зрелый взгляд отринуть уже не может?

Глаза Екатерины Дмитриевны светились добротой и заботой, но в словах сквозил невысказанный упрек. Ощутив легкое волнение, я осторожно улыбнулась:

— Я искренне восхищаюсь маркизом, ваше императорское величество.

— Вот как? — Брови императрицы поползли вверх, на секунду лишив ее магического очарования. Но она быстро вернула себе ореол блистательности, заметив: — Впрочем… это понятно. Господин Левшин всегда умел обращаться с юными дамами.

Укол.

В душе разливается неприятное чувство, преступить которое, затаив эмоции и оставшись внешне безупречно спокойной, совсем нелегко. Только мне совершенно ясно: здесь не время и не место для переживаний.