Дочь алхимика

— Это неприлично, — с шутливой серьезностью укорила я супруга, когда его рука в очередной раз уверенно легла мне на талию. — В конце концов поползут совершенно неприглядные слухи…

Маркиз приподнял одну бровь, выразив этим степень своего недоверия:

— Правда? Наподобие тех, о которых вас спрашивала императрица? — Заметив мое смущение, он тут же попытался галантно исправить ситуацию: — Среди высоких родов, Ольга, слухи столь же привычны, как частая смена туалетов. Не обращайте внимания.

Внутренне согласившись с господином Левшиным, я решила насладиться танцем, намеренно пренебрегая любопытными взглядами и короткими шепотками, все еще долетавшими до нашей пары. Впрочем, если всего этого не замечать, светский раут можно было считать вполне приятным.

Напрочь забыв о болезненном инциденте с кровной клятвой, я совсем не заметила, как время приема подошло к концу.

Прохладный ночной ветер охладил разрумяненные щеки, пока супруг вел меня сквозь великолепный парк к дальним фонтанам — месту, с которого гостям было позволено открывать стихийный переход.

Огненный портал раскрылся в петергофском доме деда, прямо посреди привычной с детства спальни. Маркиз помог снять плащ, ненадолго задержав ладони на плечах, и с сожалением заметил:

— Похоже, сегодня мне впервые придется нарушить данное слово. — Он чувственно поцеловал мою раскрытую ладошку, задержав губы чуть дольше положенного.

А ведь я начинала привыкать не только к нему самому, но и к его прикосновениям, становившимся крайне приятными. Быть может, даже больше: что-то внутри меня замирало в предвкушении, когда господин Левшин вот так останавливался рядом, окутывая уютным облаком тепла.

Удивленно приподняла бровь, едва ли понимая, о чем говорит супруг.

— Обещание о продолжении вечера. Помните, маркиза? — Он довольно улыбнулся, разглядев на моем лице тень смущения. — Похоже, его придется отсрочить… скажем, до рассвета. Что думаете?

Обещание господина Левшина пробежало дрожью по коже, отозвавшись в груди острым предвкушением. И осознание этого стало сродни… запретной сладости, безмерное удовольствие от обладания которой могло сравниться лишь с горячим стыдом за содеянное.

Легко разгадав мои мысли, Николай Георгиевич вновь заставил меня взглянуть на него. В теплых карих глазах заплясали искрящиеся чертики, снова превращая чиноначальника особого кабинета в моего супруга.

Моего?..

Оступившись, я почти упала, но крепкие объятия господина Левшина прочно удерживали. Вожделенно коснувшись губами крошечной ямки внизу шеи, он продолжил прокладывать цепочку из нежных поцелуев к плечу, с которого мигом взобрался к самому уху:

— Мне кажется, у нас с вами появилась чудесная семейная традиция: встречаться на рассвете в вашей постели после долгих и весьма утомительных приключений. Верно, моя дорогая?

— Вы… правы, — смущенно откликнулась я. — Вот только от последующих утром препирательств я бы с удовольствием отказалась.

Маркиз весело рассмеялся, нежно прикусив тонкую мочку, хранившую его подарок:

— Как скажете, маркиза. Что ж… вы все помните: из дома не выходить, камни не снимать и дожидаться меня в постели. Обещаете?

Я кивнула, спрятав разгоряченное лицо у него на груди. Но это не удовлетворило маркиза, тут же приподнявшего мое лицо в ладонях, заставив встретиться с ним взглядом:

— Похоже, нам с вами придется научиться разговаривать, моя дорогая. А потому еще раз: обещаете?

— Обещаю, — полушепот-полустон.

И огненный маг растворился в буйном пламени, напоследок коснувшись меня губами.

Я проследила глазами за тихим ходом часовых стрелок, стремящихся почти к двум часам ночи. С огорчением поняла, что встречи с дедом придется ждать до самого утра, но вот повидать отца, до сих пор находившегося без сознания, было возможно.

Не став пока переодеваться, прошла по коридору, разбудив свою горничную. Попросила ее согреть мне немного молока, уточнив, где расположена комната отца. И, тихо приоткрыв дверь, прошла внутрь и коснулась губами прохладного лба.

Впервые за последние восемь лет я была так близка к нему. И впервые понимала причины его поступков. Глядя на полузабытые, изможденные последними испытаниями черты, вдруг явно осознала: гой детской обиды, что жила во мне все время пребывания в Хвойном, больше нет.

Как и нет сироты Ольги, что жила без семьи…

Теперь у меня есть все: муж, дом и очаг, который нужно беречь. И лишь от моего выбора зависит наша дальнейшая судьба.

С чувством абсолютного, всепоглощающего покоя я вернулась в свою спальню, где уже ждала сонная горничная. Неторопливо разделась, наскоро приняв теплую ванну и выпив полстакана молока. И, облачившись в гонкую сорочку, легла на мягкую постель, блаженно прикрыв веки.

Сон пришел не сразу.

Живой и пластичный, он как будто изменял пространство вокруг, отламывая от родового дома по крупице. С пронзительным грохотом сыпалась крупная крошка, скрежетали старые ставни. Жалостливо стонали двери, вырванные из петель, а сам дом звал на помощь…