Дочь Аушвица. Моя дорога к жизни. «Я пережила Холокост и всё равно научилась любить жизнь»

Мы поженились в Бруклине два месяца спустя, 11 июня 1960 года. Мы отпраздновали традиционную еврейскую свадьбу, и с моей стороны людей было совсем немного, а вот у Майера была большая семья. Я считаю, что мне повезло стать частью огромной и дружной семьи Фридманов. Наконец-то я стала частью большой, любящей семьи и почувствовала себя принятой, защищенной и больше не одинокой. Я всегда ужасно скучала по маме. Ее не было уже три года, и мне было очень грустно, что она так и не дожила до моего замужества.

У нас с Майером не было времени на медовый месяц. Мы поехали прямо в Сан-Диего в Калифорнии, где Майеру предложили новую работу. Но жизнь на западном побережье нам не подошла. Мы скучали по нашей семье и друзьям, не говоря уже об оживленном Нью-Йорке, поэтому мы вернулись всего через шесть месяцев.

Майер обладал блестящим умом, именно он вдохновил меня на более усердную работу в профессиональном направлении. Он защитил докторскую диссертацию по биохимической инженерии в Колумбийском университете, а я поступила на магистерскую программу по английской литературе в Городском колледже Нью-Йорка. Обе школы располагались в Верхнем Вест-Сайде, и мы решили переехать в соседний Гарлем. В 1961 году Гарлем считался опасной частью Манхэттена, и мы определенно были бы там в меньшинстве. Наше решение ошеломило нашу семью и друзей.

— Как же мы будем навещать тебя? — запротестовал папа. — В этом районе так опасно.

— Совсем не так опасно, как тебе кажется, — отвечала я. — Здесь повсюду полиция.

Нас мотивировало не только удобное расположение относительно работы. Во время наших поездок по Западному побережью мы все еще сталкивались с отдельными туалетами, ресторанами и фонтанами с питьевой водой, предназначенными для меньшинств, и искренне возмущались их наличию. Переехав с северо-востока, мы больше не сталкивались с ежедневными последствиями сегрегации, и наше чувство возмущения теплилось в нас, когда мы вернулись в Нью-Йорк. Майер и я активно пытались жить в соответствии с нашими неизменными принципами. Наше членство в сионистской организации «Habonim» не только укрепило нашу веру в право Израиля на существование, но и поддержало нашу приверженность подлинному равенству, идее недопустимости расовой дискриминации.

К тому времени, когда мы стали мужем и женой, движение за гражданские права в Америке находилось в самом разгаре: афроамериканцы требовали положить конец сегрегации и дискриминации. Еврейские активисты сыграли значительную роль в движении, не в последнюю очередь потому, что иудаизм предусматривает, что у нас есть моральное обязательство защищать базовые права других людей. Мы прошли маршем вместе с афроамериканцами в Вашингтоне, призывая к всеобщей интеграции. Одних разговоров о равенстве было недостаточно. Мы решили жить этой идеей. Мы переехали в хорошую трехкомнатную квартиру с видом на знаменитый театр «Аполлон» на 125-й улице и стали единственной белой кошерной еврейской парой среди почти 800 афроамериканцев и латиноамериканцев, проживающих в нашем двадцатиодноэтажном здании.

Сначала наши соседи были настроены враждебно и отказывались здороваться с нами даже в крошечном лифте. Я надеялась, что лед каким-то образом сломается, но не была уверена в том, как лучше всего найти подход даже к соседям, живущим на одном с нами этаже. Мы избегали зрительного контакта и молча проходили мимо друг друга в коридоре. Прошли месяцы, прежде чем соседи начали хотя бы кивать, когда видели нас.

Это только начало, подумала я про себя.

Мы с Майером поняли, что лед растаял, когда присоединились к собранию жильцов и несколько знакомых лиц улыбнулись нам. Я начала посещать различные небольшие собрания в отдельных квартирах, где жильцы обсуждали вопросы безопасности, чистоты и санитарии. Я хотела внести свой вклад и рассматривала эти встречи как мост к взаимному принятию. Так оно и оказалось. Сначала я пригласила себя сама, но через некоторое время меня попросили присутствовать. Барьеры рухнули. Наши соседи увидели, что у нас те же проблемы, что и у них.

Каждый день по дороге в колледж я проходила мимо «Аполлона» и слышала музыку, пульсирующую сквозь стены, но у меня не было ни денег, ни смелости войти. Кинотеатр был бьющимся сердцем культуры в Гарлеме. Он начинался как мюзик-холл только для белых, но к середине 1930-х годов превратился в витрину для широкого круга афроамериканских талантов. Со временем клуб развивался, продвигая джаз, биг-бэнды, комедии, оперу, госпел и соул-музыку. Исполнители, которые выступали на сцене «Аполлона» на ранних этапах своей карьеры, впоследствии стали легендарными во всем мире: Элла Фицджеральд, Луи Армстронг, Дюк Эллингтон, Ричард Прайор, Арета Франклин, Стэпл Сингерс, Рэй Чарльз, Отис Реддинг, Пятерка Джексонов, Стиви Уандер и многие другие. Само здание, его звезды и зрители излучали такую позитивную атмосферу, что, просто проходя мимо, можно было наверняка сказать, что внутри происходит что-то экстраординарное.