Дочь бакенщика

Но она лишь говорила так. На самом деле у нее с непривычки болели ноги, ломило поясницу. Она особенно остро почувствовала боль, когда Костин, сняв ее с седла, поставил на землю. Однако Ильсеяр крепилась изо всех сил и так же, как партизаны, деловито оглядела Юлбарса, погладила, похлопала его по бокам и привязала на опушке к небольшому, как и она сама, деревцу.

Костин ласково провёл рукой по золотистым волосам Ильсеяр, спадавшим ей на плечи, и усадил на толстый пенек.

— А теперь мы поговорим с тобой кое о чем, ладно?

— Ладно, дядя Костин.

— Прежде всего скажи, сколько осталось пути отсюда до вашей будки?

— Версты две.

Костин вытащил из полевой сумки маленькую карту и, внимательно вглядываясь, сделал на ней какие-то пометки.

— А от будки до берега?

— Это вымерено: две с половиной сажени.

Костин опять сделал пометки.

— Так… Какая высота у обрыва возле будки?

— И это вымерено: четыре сажени.

— А внизу от обрыва до воды близко?

— Там семь с половиной саженей, дядя Костин, — сказала Ильсеяр, довольная, что может ответить на вопросы командира.

— Спасибо, умница. Не сможешь ли еще вспомнить, далеко ли от берега до парохода?

Ильсеяр смущенно покачала головой:

— Вот этого уж я не знаю.

— Все-таки, приблизительно? — Костин взял ее за подбородок. — Две версты? Три?..

— «Версты»… — протянула Ильсеяр… — Белая, она в самом широком месте не больше ста саженей будет.

— Разве?.. А Сазлы-куль далеко от вас?

— В трех верстах.

— А теперь скажи мне, где стоят дозорные белых?

— Когда я уходила, у обрыва стояли четыре солдата да у будки двое. И еще трое — за будкой в кустах.

Командир пометил что-то на карте, и по-прежнему серьезно спросил:

— А зубов сколько у твоего дедушки?

— Четыре, — ответила Ильсеяр не задумываясь, и, тут же сообразив, что Костин пошутил, смутилась и закрылась рукой. — Ну вас…

Командир ласково засмеялся и похлопал Ильсеяр по спине.

— Спасибо, милая. Ты только не обижайся. Мы ведь с тобой друзья теперь.

У друзей опять завязалась беседа. Ильсеяр с детской непосредственностью начала сама расспрашивать Костина.

— Ты из какого города, дядя?

— Почему ты решила, что из города? Может, я деревенский?

— Нет.

— Отчего же нет?

— Деревенские не такие бывают.

— Какие же они?

— Вон такие... — Ильсеяр показала на партизан в лаптях, в потертых шапках или войлочных широкополых шляпах, в сборчатых бешметах или казакинах, в полосатых домотканых штанах.

Костин промолчал.

— Ну скажи, дядя Костин.

— Дальний я. Слышала про Казань?

— Слыхала.

— Вот я из этого самого города... У меня там есть сестренка, такая же, как ты, Марией зовут.

— А как отца твоего зовут?

— Серафим Петрович.

— Больно длинно… А дедушку?

— Дедушку… у меня нет дедушки.

— Ой… Как же ты рыбачишь, на охоту с кем ходишь?

— Ни с кем не хожу.

— Ой… Рыбу не ловишь, на охоту не ходишь… Что же вы едите тогда?

Костин, который с довольной улыбкой слушал расспросы Ильсеяр, вдруг стал серьезным.

— Эх, сестреночка… Именно потому, что нечего было есть, и поднялись мы. Мы не ели, мы только трудились. Ели богачи… — Костин собрался что-то объяснить ей, но тут в лесу раздался тяжелый топот шагов. Костин поднялся и пошел навстречу приближающемуся отряду. — Стой! Не курить!

Затем он изложил предстоящую задачу.

— Думаю, вам понятно, товарищи, что представляет из себя враг и что от нас требуется. Мы идем на противника, который раз в пять превышает нас численностью, хорошо вооружен и искушен в зверствах до предела. Поэтому каждый партизан должен действовать с умом, с хитростью. Итак, наш план и условные сигналы всем известны. Сейчас тронемся. Уметбаев, ко мне!

Глава 11 Сигнал

На расстоянии ста — ста пятидесяти шагов не доходя до будки возвышался ветвистый старый дуб. Полчаса спустя к дубу подползли два человека. Приподняв головы, они сначала осмотрелись вокруг, а потом, словно кошки, крадущиеся к намеченной жертве, начали осторожно карабкаться на дерево. Это были Костин и Ильсеяр.

Ильсеяр раздвинула густые ветви и шепнула на ухо командиру:

— Отсюда гляди, дядя Костин, отсюда все видно. Видишь, наша будка? А там вон часовые. В сторонке еще трое. Видишь? Двое на корточках, что ли, сидят. А один все расхаживает…

Костин взглянул и снова взялся за карту.

— Хорошо. Все хорошо, — сказал он, засовывая карту обратно в сумку. — Ты оставайся здесь, следи за окрестностью, что увидишь, расскажешь мне. Я скоро вернусь, — добавил он и, перебираясь с ветки на ветку, быстро спустился вниз, распластался тенью на земле и пополз обратно.

Ильсеяр, не отрываясь, до боли в глазах следила за часовыми. Потом спустилась на ветку ниже и прислонилась грудью к стволу. Тут она почувствовала страшную усталость. Ее клонило ко сну, глаза невольно закрывались. Она через силу раскрыла глаза и вспомнила, что нынче совсем не ела и не пила.