Дочь бакенщика

Дед Бикмуш повернул за угол. Но тут сломилось и второе его крыло. Повстречавшийся ему старик пастух поведал о том, что Мэрдана давно уже изгнали из деревни, рассказал, какая жестокая судьба постигла сына.

Оказалось, что и начавшийся в краю голод мулла свалил на жену Мэрдана. Потому, дескать, недород, что неверная пьет воду из нашего родника. Даже колышка на дворе не оставили. Все сожгли. До последнего камня заставил мулла вырыть и выбросить в падалище.

Дед Бикмуш упал ничком на отчую землю, заросшую бурьяном и крапивой, поплакал и пошел, выпрашивая милостыню, искать своего сына.

После долгих хождений добрел он до берегов Белой, и стали они жить с той поры втроем — Мэрдан, Ильсеяр и дед Бикмуш. Старик с внучкой помогали Мэрдану, летом ловили рыбу, а зимой и на охоту ходили. Дед Бикмуш любил рассказывать Ильсеяр о шахте, о людях с кожей, навеки впитавшей угольную пыль, об их бунтах против хозяев.

Так и жили они последние годы.

… Ильсеяр вмиг сбегала к будке и принесла жестяную банку.

— Смотри, дедушка, черви-то какие жирные. Я их еще с вечера накопала… Дай, я сама понесу.

И, не дожидаясь ответа деда, Ильсеяр выхватила у него из рук удилище и побежала вниз, к реке.

В это время Мэрдан вычерпывал из лодки воду. Дед Бикмуш оставил Ильсеяр и подошел к сыну. Он что-то шепнул ему, указав головой в сторону будки. Мэрдан молча кивнул и крупными шагами направился к тропе, которая взбиралась наверх. Дед Бикмуш окликнул Мэрдана, еще что-то сказал ему и вернулся к внучке. Та, конечно, стала бы расспрашивать, о чем это там шептался дед, но старик тут же перевел ее мысли на другое:

— Может, искупаемся сначала? Погляди, вода как сверкает, так и зовет к себе.

— А рыбу не вспугнем?

— Нет… Мы отойдем туда, подальше.

Ильсеяр побежала за широкоствольный, развесистый дуб, одиноко возвышавшийся на берегу.

— Ты далеко не заплывай, как бы течением не унесло, — сказал ей вслед дед Бикмуш, развязывая лапти.

А Ильсеяр уже нырнула в воду, потом вынырнула и, легко взмахивая руками, поплыла к середине Белой.

Дед Бикмуш заковылял к самому краю берега и закричал:

— Куда ты?

Ильсеяр же, будто и не слыша вопроса, стала звать деда к себе:

— Дедушка!.. Плыви сюда!..

Нет, старику за ней не поспеть.

— Ты сама сюда плыви!

Ильсеяр подплыла к нему. Нырнув перед самым его носом, она показалась из воды далеко за его спиной и спряталась за бакен. Видя, что дед тревожно оглядывается, она закричала кукушкой:

— Ку-ку, ку-ку…

— Ты где? Вот шельма… Не пугай меня так.

Накупавшись вволю в прозрачной теплой воде Белой, дед Бикмуш с Ильсеяр закинули удочки. Долго сидели дед и внучка, глядя на поплавки. А поплавки и не шелохнулись ни разу. У Ильсеяр стал пропадать интерес к ужению. Она то и дело вытаскивала удочки, меняла наживку, а рыба все равно не брала.

— И не притрагивается к червячкам. Хоть бы какая красноперка клюнула.

Набивая трубку, посетовал и дед Бикмуш:

— И рыб, что ли, всех на Белой спугнули? Может статься! Ведь с самой весны — бух да бах, бух да бах. Никак не выберутся отсюда, вражины.

— Кто?

— Кому бы еще, белые…

— Белые? Дядя Андрей говорит, не будь белых, войны бы не было, — прервала Ильсеяр деда.

Такое начало разговора пришлось ей по душе, она даже пересела поближе к старику. Тот спокойно ответил ей:

— Что поделаешь, появились вот на беду.

— Откуда же они взялись, дедушка? Раньше и не слыхать было про них.

— Да уж взялись…

— Я и говорю, откуда?

— Одни из чужих земель, другие…

— А где эти чужие земли?

— Далеко.

— Сколько верст?

Старику стало досадно, что не может он толком рассказать ничего.

— На этакое у меня, внучка, поплавок легковат. Знаешь у кого спроси — у дяди Андрея. Он уж мастак…

Ильсеяр выбросила в воду червяка, которым собиралась наживить крючок, отвернулась от деда:

— Просто ты не хочешь говорить. Папа тоже, что ни спросишь, начинает про дядю Андрея.

— Эх, внучка, как же я тебе скажу, чего не знаю! Ежели сказать, что красные за бедных, а белые за богатых, тебе и самой про то известно. Ну, а коли дальше, тут уж я мелко плаваю, милая, мелко.

Ильсеяр живо повернулась к нему:

— А ты чьей хочешь победы?

— Ежели бы только от моего хотенья зависело…

— Ну скажи, дедушка… А, дедушка…

— По мне бы — красные.

— И папа говорит — красные.

— И папа, конечно. Вся беднота одного желает.

— Да… А почему дядя Муса и дядя Гайса ходят в белых? Они ведь тоже бедные?

— Их беляки силой забрали.

— Зачем?

— Солдаты им нужны.

— Что же они сами в солдаты не идут?

Дед Бикмуш, словно ища подмоги, оглянулся кругом. И помощь действительно явилась — загудел аэроплан.

Старик схватил внучку за руку и шепнул:

— Скорее под дуб. Как бы не заметил, еще бомбу сбросит.

Они затаились под развесистыми ветвями. Здесь было спокойно, и сверху невозможно было их увидеть. Но дед Бикмуш прикинулся встревоженным. Ему хотелось отвязаться от вопросов внучки. А для Ильсеяр аэроплан над головой уже не был редкостью: она настойчиво ткнула деда в спину и зашептала:

— Дед, а дед, скажи!.. Почему сами в солдаты не пойдут?

— Тише.

— Да не видно им, дедушка, скажи, а?

Дед Бикмуш почесал затылок, поморщился:

— Ну и липучая же ты, внучка.