Дочь четырех отцов

Андраш вздрогнул, и сало в его руке мгновенно окрасилось в красный цвет: из порезанного пальца хлынула кровь.

— Вас в военное ведомство вызывают. Это в городской управе, на втором этаже. Наверняка налог за освобождение от воинской повинности. Меня самого в прошлом году гоняли.

— Ах, чтоб тебя! — На душе у Андраша сразу полегчало. Окровавленный палец он сунул в жирную глину. Это лучшее средство от кровотечения, за исключением, разумеется, паутины. (В крайнем случае, можно заработать столбняк, зато кровь уж точно остановится.) — На когда, говорите, вызывают?

— Суббота, девять утра. То есть завтра.

— Чтоб им всем пусто было! Гоняют людей попусту в самое что ни на есть горячее время.

— Да, — сказал я не без горечи, — куда лучше было бы, если б вас вызвали на сегодня, да всех троих разом. По крайней мере не расколошматили бы этот ценный конский череп.

— Ну-ну-ну, — кум Бибок сдвинул шляпу с лица, — чего уж вы так-то убиваетесь через эту голову, господин председатель! Кабы мы знали, что она вам дозарезу надобна, так были бы поаккуратнее. Да ить там небось ишшо головы найдутся.

— А это уж сами смотрите. — Я нашел выход из положения. — За каждый скелет — сто крон сверх поденной платы.

Тут кум Бибок вытащил ноги из-под своего глиняного покрывала.

— Гляньте-ка, кум, — он присел на корточки возле разбитого конского черепа, — ежели эту штуковину склеить, глядишь, на полтинник потянет.

Андраш, однако, оставил призыв к сознанию артели без внимания. Он провожал взглядом жену, краем глаза следя, не пойду ли я следом.

Именно поэтому я свернул в камыши. Зачем мне травить бедняге душу? Кроме того, мне хотелось нарвать Андялке цветов. Перед обедом у меня как раз будет время отнести их на почту. Надо немного развеяться, а то я так раздражен, что весь день не смогу работать.

Вернувшись в деревню, я тут же увидел красавицу Мари; она сидела на межевом камне возле церкви. Синий платок был опущен на плечи, и я впервые увидел, какая у этой женщины красивая головка. А еще я заметил, что в густых черных волосах мерцают кое-где серебряные нити.

— Красивые у вас цветочки, — остановил меня тихий голос.

Что тут будешь делать? Этому ненормальному доктору втемяшилось, что я ухаживаю за Мари. Мне бы не хотелось, чтобы он снова случайно увидел нас вместе. Господин Бенкоци тоже имеет привычку шататься здесь днем. Андялка, случайно выглянув, может увидеть нас с почты. Но обидеть эту бедную женщину, не ответив ей, я тоже не могу. Я повел себя наиболее разумным способом. Положил цветы ей на колени.

— Это вам, за тот ваш прекрасный букет.

— А я ведь знала, — она приняла цветы и прижала их к сердцу, — сказывал же святой человек.

От ужаса меня бросило в жар, и я бежал оттуда, словно спасаясь от погони. Не хватало только, чтоб Мари Малярша сочла меня венцом своей жизни.

Я же не высокий, не статный, а так себе, среднего роста. И роду я отнюдь не знатного, дед мой был чабаном и застрял в чистилище. Это ведь тоже святой человек сказал! Был бы он знатным господином, непременно попал бы в пекло. Возьмите хотя бы Дантов «Ад», там нет ни одного плебея!

До почты я добрался благополучно, не встретив ни доктора, ни господина Бенкоци. А вот на самой почте мне не повезло. В клетушке сидела госпожа Полинг. Она встретила меня известием, что Андялка нездорова.

— Ничего серьезного, — ласково успокоила она меня; должно быть, на лице у меня был написан ужас. — Вечно сидит без воздуха, вот голова и разболелась!

— Андялке бы надо побольше двигаться, — я тут же попытался использовать положение.

— Так-то оно так, да только нет у нас возможности гулять вдвоем, — посодействовала мне госпожа Полинг с поистине драгоценной для меня материнской заботой, — а в деревне молодую девушку не выпустишь одну.

Тут я понял, что о прыжках через костер на Иванов день матушке Полинг неизвестно. Что ж, матушка матушки Полинг тоже в свое время чего-нибудь да не знала.

— Я был бы счастлив, сударыня, время от времени составлять Андялке компанию, я сам стал бы более легок на подъем, а то ведь у меня тоже малокровие.

— Да неужто, господин председатель, как это мило с вашей стороны! — матушка Полинг всплеснула руками. — Андялка сразу выздоровеет, как только это услышит!

Не знаю, забыла ли матушка Полинг преподнести дочери это лекарство, или головная боль на этот раз оказалась слишком упрямой, во всяком случае. Андялка недомогала до самого вечера. Назавтра, как только занялась заря, я уже был на чердаке, но цветочкам пришлось удовольствоваться утренней росою — Андялка не показывалась. Зато кто-то начал упорно ломиться в наши ворота. Весь дом еще спал, поэтому я сам отправился объясняться с ранним гостем.

— Кто там?

— Я.

— Кто это «я»?

— Ну я он и есть я, собственной персоной.

— Что вам надо?

— С господином председателем хочу перемолвиться.

Тогда я открыл ворота.

— Ба, да это Бибок! Неужто вы уже встали?