Дочь для волка

– Сдавайся, Эммон, – пробормотал Солмир. На Рэд он даже не посмотрел; то, что происходило сейчас, было только между ним и Волком. – Сдавайся.

И мгновение спустя Волк застыл неподвижно.

Все замерло – весь мир, который должен был вот-вот полететь в тартарары. Файф и Лира замерли, как статуи. На щеках Лиры заблестели слезы.

И в этот миг невыносимой тишины выбор был сделан.

Лес позади Эммона взметнулся зеленой волной из корней, ветвей, плетей вьюнка и шипов. Страж-древа согнулись к нему, протягивая острые белые пальцы. Они проткнули его кожу и потекли внутрь, становясь светом, наполняя его вены сияющей зеленью. От Волка осталось только мертвое тело, и сейчас Диколесье, его магическая сущность наполняла своего Стража, как дождь наполняет сухое русло реки. Магия все вливалась и вливалась в Эммона, Диколесье обрушилось ему на спину. Лес возвращался, скручиваясь, в свой побег.

Эммон встал.

Он выпрямился во весь рост, на глазах становясь все выше – семь футов, восемь. По земле протянулась его длинная тень. Белки вокруг янтарных радужек налились чистой изумрудной зеленью. Плющ проклюнулся в длинных черных волосах, обвил запястья. Полосы коры покрыли руки вместо кожи. Изо лба, как два рога, высунулись толстые ветви.

Все те мелкие изменения – осколки магии Диколесья, застревавшие в Эммоне, пока он колдовал в одиночку, теряя себя шаг за шагом, то, что он пытался остановить, предлагая вместо этого лесу свою кровь, – все это было бледной тенью того, что произошло с Эммоном сейчас.

Лес превратил человека в бога.

Эммон – то, чем он был раньше, – обратил взгляд своих странных глаз, глаз бога, на Рэд, съежившуюся в грязи, и она поняла. Он наконец сдался. Перестал балансировать на грани невозможного, перестал пытаться быть одновременно и человеком и лесом; быть и костями и ветвями. Он втянул в себя весь лес, и сияющая сеть Диколесья, войдя в него, поглотила его личность, все, кем он был раньше.

На этот раз он позволил Диколесью взять себя. Он отдался лесу, чтобы спасти ее. И в этих нечеловеческих глазах уже не было ничего от мужчины, которого она любила.

Рыдающая Рэд ощутила солоноватый привкус крови у себя на губах.

Солмир рассмеялся – низко, печально.

– Волки и их жертвы.

Раздался последний ужасающий треск, словно раскололась сама земля. Сквозь слезы Рэд увидела, как упала пятая, последняя жрица. На ноже Кири блеснула кровь. Верховная жрица нырнула в рощу. В тот же миг оттуда вылетел Лир, рухнул на землю и замер. Тени вырвались из земли вокруг оскверненных страж-древ, создав вокруг рощи кольцо трепещущей тьмы.

Солмир снова сделал тот странный жест. Издавая шорохи, место которым лишь в кошмарах, тени покатились к нему по земле черной волной, слетелись к нему, как птицы. Они облепили Солмира, окружали его тьмой, сделали его выше ростом.

Ухмыляясь среди бурлящих теней, он кивнул.

И тогда Диколесье – Эммон – с ревом ринулся вперед.

Глава тридцать четвертая

Диколесье больше не было лесом. Оно вырвало себя с корнем, приняло другую форму. Теперь все оно находилось в теле Эммона, опутанном колючим вьюнком. Эммона больше не было, лишь Диколесье в облике человека стояло перед ними.

Когда оно бросилось на Солмира, земля задрожала.

Рэд села на корточки. Магия холода больше не прижимала ее к земле, горло больше не пересыхало от ужаса и страха. Бог леса по-прежнему выглядел как Эммон, это было его лицо с резкими чертами, его темные волосы. Но двигался он совершенно не по-человечески. Туман стекал по его ветвям, он ронял листья, которые кружились на ветру. Солмир был глубокой тенью, Эммон – золотым сиянием. И оба были ужасны.

Эммон – тот, кто был Эммоном, но больше уже им не являлся, и, о Короли, даже это она скоро потеряет, – ударил Солмира кулаком в челюсть. Обломки коры и листья брызнули во все стороны. Голова Короля резко дернулась в сторону. Но все же губы его искривила острая, почти ликующая ухмылка.

– А ведь мог тихо и спокойно умереть. – Солмир вытер кровь со рта тыльной стороной запястья. Тени окутывали его, как черная латная рукавица. – Волки умирают проще, чем боги.

Лира стояла на краю леса, не веря своим глазам. Зарычав, она бросилась вперед, через границу Диколесья, которую так долго не могла перейти и которой больше не существовало. Схватила с земли свой тор. Файф без колебаний последовал за ней. Позади них по-прежнему простирался лес, но теперь он был совсем другим, приглушенных цветов. В небе над ним – обычном небе – высыпали звезды. Все, что делало этот лес Диколесьем, теперь находилось в Эммоне.

Тела жриц в белых, заляпанных кровью одеждах лежали между оскверненными страж-древами на границе рощи, их кровь стекала на корни. Кири нигде не было видно. Лир очнулся, начал отползать от деревьев. Кровь из раны на лбу заливала ему глаза.

Полоса теней, окружавшая рощу, становилась все шире и шире, тьма закручивалась в воздухе, как клубы дыма. Земля вокруг дрожала – в нее словно ломились снизу, как в запертую дверь.

И эта дверь скоро будет выбита.