Дочь леса

Часовые покраснели от гордости, выпрямились и стукнули себя кулаками в грудь. Ластианакс прошел в дверь, жалея, что Пирра не видела, как ловко он блефовал.

Как и говорила Аспази, эта часть здания сильно изменилась с тех пор, как Ластианакс приходил сюда в последний раз. В день посещения им тюрьмы тут стояла всего одна небольшая машина, установленная в небольшом помещении с белыми стенами. Теперь все переделали, дабы одновременно осуществлять откачку анимы у добровольцев на первом этаже и у магов в атриуме. Ластианакс зашел в комнату, предназначенную для добровольцев. Смологолики шагали через большую раздевалку: они вешали свою верхнюю одежду на вешалки, ставили старые, грязные сапоги в шкафчики, надевали шапочки и проходили в следующее помещение.

Ластианакс тоже направился в ту сторону и оказался в просторном круглом зале откачки анимы. Здесь стояло около тридцати столов. В помещении витал неприятный запах – смесь алхимических веществ и выделений человеческого организма. На столах лежали, пережевывая смолу из синего лотоса, смологолики. На их головы были надеты шлемы с трубками, по которым у людей откачивали аниму. Длинные трубы тянулись по полу – все они вели к большой вертикальной трубе, установленной в центре зала, верхний конец которой уходил в потолок. Вся эта система труб напоминала корни чудовищного дерева.

Количество анимы, перекачиваемое от добровольцев к центральной трубе, было таким, что труба подергивалась, а парящие под потолком светящиеся сферы иногда начинали мигать. Ластианакс чувствовал, как его собственная анима вибрирует в унисон с потоками энергии, циркулирующими в этом помещении.

Как они с Пиррой и предполагали, штат охранявших тюрьму солдат сократили. Утро только начиналось, и часть личного состава привлекли к обеспечению безопасности на коронации василевса: за процедурой наблюдали всего трое темискирцев.

Первый солдат руководил добровольцами, укладывая их на свободные столы. Он выдавал кусочек жевательной смолы каждому вновь прибывшему, надевал ему на голову шлем и устанавливал магический таймер, регулировавший длительность откачки. Как только таймер срабатывал и звучал сигнал, второй солдат снимал шлем с головы смологолика и помогал ему подняться, после чего доводил его до раздевалки. Третий солдат, вооружившись ведром и тряпкой, отмывал с пола рвотные массы и пятна крови, остающиеся в случае, если тела несчастных плохо переносили откачку.

Солдаты работали быстро, как хорошо слаженная команда, то и дело поглядывая на водяные часы. Вместо положенных по уставу плащей они были одеты в белые халаты, похожие на те, что носили обычно маги-целители. Ластианакс подозревал, что хитроумные темискирцы стремились таким образом убедить добровольцев в том, что откачка анимы своего рода медицинская процедура.

При виде Ластианакса все трое солдат подпрыгнули, бросили свои дела и, вытянувшись по стойке «смирно», ударили себя кулаками в грудь, при этом все трое неотрывно глядели на клепсидру, словно боялись, что их обвинят в медлительности.

– Возвращайтесь к своим обязанностям, солдаты, – произнес Ластианакс грубым голосом.

Темискирцы повиновались. Ластианакс заложил руки за спину и стал прохаживаться между столами, скользя по ним критическим взглядом. Он делал вид, что проверяет, как идет процесс, не повреждены ли печати вдоха, нанесенные на шлемы, плотно ли прилегают трубки. Все эти маневры он совершал с единственной целью: добраться до двери, расположенной в другом конце зала.

– Ласт.

Услышав свое имя, Ластианакс замер. Огляделся по сторонам. Через два стола от него лежал и глядел на мага остекленевшими глазами какой-то смологолик: у него так запали щеки, что надетый на голову шлем казался огромным. У Ластианакса ушло несколько секунд, чтобы понять, кто это такой, – Филиппид, наездник, с которым раньше сотрудничал отец, один из тех молодых бедолаг с первого уровня, что тренировались в конюшнях в надежде принять участие в Состязании василевса и наконец-то завоевать славу и богатство.

В детстве Ластианакс частенько чистил стойла вместе с Филиппидом. Они могли бы стать друзьями, если бы Филиппид не был таким завистливым. Лофадь подолгу тренировал сына, чтобы сделать из него наездника, однако Ластианакс упорно отказывался изучать это навязываемое ему ремесло, потому что презирал скачки. Зато Филиппид спал и видел, как бы сесть на лошадь, и делал все, чтобы заслужить такую возможность. Несправедливость этой ситуации в итоге привела двух мальчишек к глубокой взаимной неприязни, и необходимость возить полные тачки навоза не сделала их ближе.

Филиппид приоткрыл рот, очевидно, собираясь снова окликнуть Ластианакса, и маг поспешно подошел к нему, чтобы не привлекать внимания солдат. К счастью, темискирцы отвлеклись на одного из добровольцев, которого скрутил приступ тошноты.