Дочь лодочника

Взял с пассажирского сиденья бобровую шапку и нахлобучил на голову, после чего поднялся по бетонным ступенькам первого трейлера и постучал. Дул сильный и резкий ветер, приносивший вместе со скрипом веревки, на которой висела шина-качель, пустые, бессодержательные звуки природы.

Прошло немало времени, прежде чем дверь открылась. Он услышал женские голоса – они переговаривались шепотом, украдкой. Но когда дверь скрипнула, натянув цепочку, из-за нее показался мужской глаз, строгий и зеленый. Толстые пальцы, длинная и лохматая борода. Коттон не знал этого мужчину. От него пахло сигаретами, дурью и чем-то еще – грязным, греховным.

– Я пришел увидеть дитя, – сказал пастор.

Мужчина оглядел Билли Коттона сверху донизу.

– Здесь детей нет, – ответил он.

Коттон ухватился за дверь, надавил на нее. Произнес свое имя.

Тишина. Затем цепочка соскользнула и дверь открылась. Пастор шагнул во мрак трейлера.

Ему сказали подождать, и он уселся в золотистое кресло, слегка покачнувшись. Открывший неуклюже прошагал по тусклому коридору к закрытой двери. Легонько постучал, вошел внутрь. Коттон огляделся. В противоположном конце комнаты на потрепанной антикварной тахте сидела, ссутулившись, темноволосая женщина с красными губами. Она была без лифчика, в хлопчатобумажном белье, тонкой ночнушке и туфлях со страусиными перьями. Из окна в комнату тянулся прохладный воздух. Глаза женщины были прикрыты, по подбородку скользила струйка слюны. Коттон какое-то время смотрел на нее, потом переключился на голые стены, обшитые сосновыми панелями, и лампы с абажуром из красного шелка.

Из дальней комнаты вышла тощая, помятая женщина, чье лицо когда-то, несомненно, было миловидным. Босая, она натягивала атласный халат на голое тело. Она встала над Коттоном, который благовоспитанно сидел, положив шляпу на колени. Зажгла сигарету и уставилась на него. Он уставился на нее. Провел рукой по волосам, словно желая придать себе более представительный вид. Она закурила.

– Давненько тебя не видала, – сказала она.

– Несколько лет.

– Подольше, чем несколько. Приехал ее забрать?

– Приехал посмотреть, из-за чего сыр-бор.

– Сыр-бор из-за того, что ты не платишь мне за это дерьмо. Я уже говорила Красавчику Чарли, что от этой девки одни убытки. У меня накладные расходы.

– Я на нее посмотрю, – ответил Коттон с безмятежной улыбкой.

Она хмыкнула и взмахнула рукой с яркими ногтями. Он проследовал за ней через переднюю дверь и вдоль трейлера. Женщина шла по траве босиком, по ее левой икре тянулась полоска фиолетовых синяков. Она отвела его на задний двор, к старому «Баундеру», дому на колесах, припаркованному под ветвями техасского дуба, со спущенными шинами и крышей, засыпанной старыми листьями. За ним огромной грязной змеей пролегала Красная река.

Женщина открыла дверь ключом, после чего отступила в сторону, жестом пригласила Коттона войти и захлопнула за ним дверь.

Внутрь проникал только слабый свет. Коттону потребовалось время, чтобы глаза привыкли к темноте.

На кровати в дальней части была девочка. В косом свете она лежала на спине, подогнув под себя ноги. На ней была футболка и темные джинсы. Услышав, как открылась дверь, она перевернулась и сместилась к краю кровати, спустила одну ногу, босыми пальцами ног коснулась ковра. В руке у нее была книга – толстая, без картинок. Зажатым большим пальцем она отмечала место, на котором остановилась.

– Кто там? – проговорила она в темноту.

Пастор внезапно вспотел. У нее был тихий, тонкий голосок. Она пробыла здесь лет двенадцать, из которых за последние семь он ни разу ее не видел. Хотя сколько раз мечтал сюда приехать? Чтобы признаться в ужасных вещах, которые сделал с ее матерью?

«Я отправил тебя сюда, чтобы сломать ее. Вырвал тебя у нее, тем самым проделав огромную дыру у нее в сердце».

Коттон прошел по заплесневелому дому на колесах, отметил чистую раковину и плиту, безупречный обеденный уголок. На столе – только пакетик крекеров и арахисовое масло.

«Я пообещал ей, что они будут творить с тобой ужасные вещи, а потом заплатил им, чтобы они их не делали. В конце концов я проделал в ее сердце достаточно дыр, чтобы оно утонуло, чтобы утопить его навсегда».

Он остановился в узком проходе спальни со шляпой в руках.

Девочка сидела в тусклом свете, и он видел ее почти как сплошной силуэт.

– Вас Мадам впустила? – спросила она.

– Да.

Заминка.

– Вы по работе?

– По работе? – переспросил он резко. – Тебя заставляют работать?

Она не ответила.

Нежнее:

– Я здесь, чтобы присмотреть за тобой, и все.

– Я вас не знаю, мистер.

– Не знаешь, зато я знал тебя, когда ты была ребенком. Я приходил читать тебе сказки. – Он шагнул к ней навстречу.

– Не приближайтесь, – сказала девочка. Она отложила книгу и достала из-под подушки пару мужских гольфов. Затем проворно натянула их по одному на каждую руку, так что на локти пришлись яркие кольца пониже манжет. – Мадам сказала, меня больше никто не тронет. Сказала, оно не стоит того горя.

– Что с тобой происходит, дитя?