Дочь лодочника

Девочка посмотрела на руки в носках, лежавшие у нее на коленях. Растопырила пальцы, и ткань на них натянулась, будто перепонки.

– Мадам говорит, это все просто сны. Но это не сны.

– Это видения, – сказал Коттон.

– А вы что об этом знаете?

– Моя жена тоже видела такое. Она всегда говорила, это у нее дар Божий.

Девочка подвинулась на кровати, отложила книгу в сторону.

– Я так про это точно не думала.

– Что ты видишь, когда прикасаешься к людям?

– В основном плохое.

Коттон сделал еще два шага ей навстречу.

– Вы пришли мне помочь? – спросила девочка.

– Мне бы этого хотелось, – сказал он.

– Некоторые дамы приходят ко мне, просят к ним прикоснуться. Будто я какая-то предсказательница. Но я этого не хотела, поэтому они хватали меня. И хватали, как только могли. Это было неприятно. То, что они видели, их пугало так, что две просто собрались и уехали в ту же ночь. Мадам была очень зла. Все остальные перепугались. Она говорит, я плохо влияю на дело.

У Коттона сжалось горло, кожу странно покалывало.

– Покажись мне, дитя, – сказал он.

Девочка помедлила, затем, вытянув скрытую в носке руку, включила лампу, и у Коттона перехватило дыхание, когда он ее увидел. Ее голова была небрежно выбрита, осталось только несколько торчащих тут и там прядей. Девочка смотрела на него большими, честными глазами, под каждым из которых стоял темный, как грозовое облако, синяк. Губа у нее была разбита.

– Кто это с тобой сделал? – спросил он.

Девочка не ответила.

– И долго так продолжается?

Она пожала плечами.

Пот бисером выступил у нее на голове и стекал по щекам. Коттон избегал смотреть на синяки, гротескную голову и руки в носках. В ее лице он видел свою жену – с маленькими ушками, носиком, глазами, опущенными в уголках и вечно грустными. От себя он не видел ничего – и все равно не мог не задаться вопросом, даже видя страдания ребенка: чью постель согревала тогда Лена, пока ее собственная оставалась холодна? Коттон затрясся. Он вцепился в поля шляпы обеими руками.

– А моей руки коснешься? – спросил он.

Девочка медленно отшатнулась, убрав ноги подальше от края кровати. Затем скрестила руки на груди и покачала головой.

Коттон змеей бросился на нее и схватил за руку.

Девочка вскрикнула и отпрянула. Прижалась спиной к сосновой обшивке.

Он вцепился в ее левую руку и стянул с нее носок. Увиденное ошеломило его: по всей длине запястий тянулись маленькие белые шрамы, некоторые были свежими и не успели зажить. А на сгибе правого локтя, откуда соскользнул носок, виднелось с полдюжины крошечных корочек от ран. Она вырвалась из его хватки и решительно устремилась к двери. Коттон поймал ее обеими руками за босую ногу.

Видение явилось, будто резкий удар в грудь. Сначала темнота, потом боль, глубоко внутри, зараженные клетки, плывущие в красных потоках, сырой запах корней, холодного камня, стук капающей крови, бритва…

Девочка заехала Коттону пяткой в подбородок и пробралась по линолеуму к узкому туалету и заперлась там.

Коттон сел на кровать, переводя дух. Боль отступала.

– Уходите прочь! – выкрикнула она сквозь слезы.

Пастор вышел на солнечный свет.

Женщина, указавшая ему путь к дому на колесах, стояла рядом и курила сигарету за сигаретой. Увидев его, бросила окурок в траву.

– Ну как? – поинтересовалась она, подходя.

– Вы ей яд колете?

– Я только так могу позволить себе потратить хоть доллар на эту херову прошмандовку…

Коттон ударил ее, хорошенько приложившись, аж почувствовал, как что-то щелкнуло в ее лице под костяшками его пальцев. Она упала в траву, обнажив на солнце часть ноги – рыхлую плоть всю в венах и сухожилиях.

– Я ЖЕ ТЕБЕ ПЛАЧУ! – проревел он. – Я плачу, чтобы ты ее не трогала. Такой был уговор.

– Иди ты на хер, – огрызнулась женщина. – Тебя даже тут не было. Ни тебя, ни Чарли Риддла, мать его…

Коттон схватил ее за горло.

– Ты сама себе подписала смертный приговор, шлюха.

У нее выпучились глаза, налились кровью. Лицо побагровело.

Коттон услышал грохот шагов, поднял глаза и увидел здоровяка, который до этого открыл ему дверь. Мужчина налетел на пастора, словно грузовой поезд. Обхватил его горло, потащил вокруг трейлера и бросил во дворе, где он сильно стукнулся о землю, прикусив язык. Пастор распростерся на земле, его рот наполнился кровью. Потом кое-как поднялся и попытался идти. Но здоровяк уложил его одним ударом.

Коттон очнулся за рулем своего «Кадиллака». Сквозь пыльное, растрескавшееся лобовое стекло он разглядел трейлеры и в своем полусознательном состоянии отметил свой гнев по отношению к ним. «Она была там, Ли, в конце. С нами в том холодном темном месте. И будет там». Его разум сосредоточился на этой мысли.

Весь обратный путь к Воскресному дому в окно «Кадиллака» врывался горячий воздух, удерживая его в сознании, пока боль в голове хотела свести его с дороги, увлечь в забвение. Коттона не оставляла мысль: «Зря я отослал ее, Ли».

«Она – потерянная голубка. Она наша».

«НАША».