– Потому что тот котенок казался слишком маленьким и одиноким. Я не могла просто оставить его в лесу. Малышка так и бродила бы там в поисках матери, размышляя, что же сделала неправильно, почему ее бросили. – К горлу подкатывает ком, и чем больше я стараюсь не плакать, тем хуже становится. – Я должна была защитить ее.
– Ты пожалела котенка?
– Да.
– И решила поддаться жалости вместо того, чтобы прислушаться к мнению Кертиса, что животные – лишь трата времени?
Пошла против мнения отца.
– Ага. Пожалуй, так и получилось.
– И что ты при этом чувствовала?
– Разочарование? Потому что он оказался прав: если бы я не подобрала малышку, то не расстроилась бы так после ее смерти.
– Как думаешь, а что бы ты почувствовала, если бы оставила котенка умирать в лесу?
– Я бы никогда себе этого не простила, – отвечаю я тут же, но слова удивляют меня саму.
– Так что скажешь, стоила попытка спасти несчастное животное испытанной душевной боли? Стоило ли поддаваться сопереживанию и принимать собственное решение?
– Не знаю. Может быть. Наверное, стоило. – Я принимаюсь грызть ногти. – А вы расстроились, когда Ральфи умер?
– Мы все были просто убиты горем, – кивает собеседник. – Жена достала все фотографии, и мы с детьми допоздна просидели вокруг стола, перебирая снимки и вспоминая моменты с нашим питомцем.
– Так стоила ли любовь к нему боли от потери?
– Вне всяких сомнений. Мы подарили Ральфи счастливую жизнь, а он взамен любил нас безо всяких условий. Вернее, иногда с оговоркой, что мы его кормим, но коты все такие.
– Простите, не следовало мне плакать, – шмыгаю я носом, утирая слезы. – Это так глупо.
– Кто так считает?
– Отец.
– А что думает по этому поводу Пайпер?
Вспоминая теплую мягкую шерстку котенка, его розовый носик и маленькое безжизненное тельце, я позволяю слезам свободно течь по щекам.
– Я бы сказала, что можно немного поплакать, если очень грустно. В этом нет ничего плохого или постыдного. Я права?
– А тебе самой как кажется?
– Я права.
Доктор Люндхаген поворачивается на кресле и откладывает блокнот на стол. Затем наклоняется ко мне и произносит:
– Я очень тобой горжусь, Пайпер. Возможно, так пока не ощущается, но сегодня ты сделала огромный шаг.
– Огромный шаг в каком направлении? – спрашиваю я, напрягаясь.
– В направлении, где ты станешь лучше понимать саму себя и свои желания вне чьего бы то ни было влияния. Это непросто для любого человека. Мы все хотим угодить нашим родителям, друзьям, учителям. И можно принять чьи-то чужие убеждения как свои собственные, даже не осознавая этого. Сейчас же ты начала стоить свою собственную систему ценностей. Как при этом чувствуешь себя?
Предупреждения отца про отравляющие химикаты и грядущую ядерную войну проскальзывают в щель под дверью, туманной дымкой растекаясь по полу. Я делаю глубокий вдох.
– Напуганной, – тихо отвечаю я. – Но еще… вроде как… свободной. – Это слово бьет меня под дых, застав врасплох. – Так и должно быть?
– А ты сама как считаешь?
– Я считаю, что вы меня немного бесите, – улыбаюсь я, – но также начинаю понимать, чего именно пытаетесь добиться. Мои эмоции принадлежат только мне, и как бы я себя ни чувствовала, это нормально. Это вы хотели до меня донести?
– В точку, – возвращает мне улыбку доктор.
Глава двадцать восьмая
До
Репетиторы не появляются в нашем доме уже несколько недель. Книги для изучения, которые написал отец, собирают пыль. Мы ничего не смотрим, не готовим десерты, не ловим лягушек.
Все это время мы помогаем Томасу и приезжим мужчинам строить убежище от радиоактивных осадков.
Мускулистые, поджарые ровесники отца трудятся целыми днями, делая перерыв только на обед.
Пока удалось выкопать большую яму длиной и шириной футов по двадцать, а глубиной примерно футов десять. Для этого пришлось уничтожить почти половину нашего огорода. При виде этого зрелища мне хотелось накричать на разрушителей, заставить их остановиться, но я понимала, что они всего лишь выполняют приказы отца. Мне тоже нужно довериться ему, даже если полная картина пока не ясна.
По ночам мужчины спят в палатках, но иногда исчезают до рассвета где-то в лесу.
Мы знаем, что лучше не расспрашивать о таинственных прогулках.
Я, Карла и Каспиан помогаем таскать бетонные блоки для внутренней стены к вырытой яме, а Томас с рабочими опускают их. Машина с цементом должна приехать на следующей неделе, а потому мы все торопимся.
Младшие дети, как и прежде, играют во дворе, но теперь постоянно бросают в нашу сторону испуганные взгляды. Беверли Джин снова начали мучать кошмары, в которых дом загорается и никто не успевает выбраться из пожара. Прошло так много времени с тех пор, как они ей снились. Почти каждую ночь сестренка забирается ко мне в кровать.
– Обед! – доносится из кухни голос тетушки Джоан.
Я вытираю лицо рукавом, и на ткани остаются пятна пота и грязи. Меня охватывает желание ускользнуть ненадолго, чтобы окунуться в озере, но взглянув на Каса, я чувствую прилив стыда от воспоминания о последнем купании.