Дочь лжеца

Я машу перед глазами ладонью, вслед за которой тянется радуга. В животе зарождаются и бегут по гортани вверх пузырьки веселья, вызывая безудержный смех.

Собственный голос доносится будто издалека, как прекрасное эхо. Я ощущаю себя собой, более живой, чем когда бы то ни было раньше.

Затем крепче сжимаю вырывающуюся из рук фотографию отца, чьи голубые глаза ослепительно сияют неоновым блеском, и вспоминаю, как он рассказывал о Внешнем мире и президенте, который угрожает спровоцировать ядерную войну. Думаю о том, каково будет оказаться в сфере поражения бомб и ощутить, как кожа тает, будто воск.

Будто нас никогда и не существовало.

Я сворачиваюсь калачиком на песке, заливаясь слезами и чувствуя на себе груз всех людских страданий. И все же теперь у меня появится шанс совершить что-то великое, спасти этот мир. Спасти человечество от себя же самого. Возникает мысль: неужели отцу приходится жить с этим ощущением постоянно? Как он умудряется это выносить?

Я провожу ладонью по прохладным песчинкам. Сколько миллионов лет потребовалось на их создание? Кто знает, вдруг я сейчас лежу на вершине когда-то огромной горы, которую медленно разрушили дождь и ветер, радости и печали?

И понимаю: я сама являюсь и песчинкой, и горой, и ветром.

Проходят минуты или часы, сложно сказать, пока лежишь на спине и считаешь тени на облаках. Они шевелятся и принимают разные формы. Губы начинает покалывать от воспоминания о поцелуях с Касом, и я отчаянно желаю, чтобы он тоже мог пройти церемонию посвящения вместе со мной. Одной мне не справиться.

Когда я сажусь, то замечаю, как по водной глади ползет в мою сторону молочно-белая дымка, протягивая длинные призрачные пальцы. Она колышется и вздымается в танце, который я не понимаю, но все же не боюсь. Туманная пятерня касается песка и обвивается вокруг меня, заключая внутрь облака. Внезапно из пелены материализуется отец, облаченный в белые одежды и сияющий изнутри.

Он шагает по воде.

– Отец, – шепчу я, но больше не в состоянии выговорить ни звука.

Он протягивает мне руку и помогает подняться на ноги, а потом прижимает к себе, баюкая, пока мои слезы не иссякают. Он не произносит вслух ни слова, однако его голос раздается прямо у меня в голове, уверяя, что все будет хорошо. Я верю ему. Как и всегда.

Отец усаживает меня на стул и опускается на колени рядом.

– Ты знаешь, кто я такой?

Но я не могу говорить. Язык не шевелится.

– Я твой отец, Пайпер. Но не только. Еще я послан, чтобы спасти тебя. Спасти все человечество.

– Ты Бог? – с трудом шепчу я и тут же отворачиваюсь, чтобы скрыть текущие по щекам слезы.

– Бог – это людская выдумка. Я нечто гораздо более значительное, – произносит он, обхватывая мое лицо ладонями. – Теперь ты готова узнать правду обо мне и об этом мире. Это может испугать тебя. Многие меня боятся. Но это моя ноша, не твоя. Ты готова присоединиться ко мне и моей группе, которая трудится над исцелением планеты?

При этих словах с губ отца срывается голубоватая дымка, и я тянусь, чтобы к ней притронуться.

– Посиди со мной, – просит он. – Прикоснись ногами к песку. Ощути связь с землей. Прочувствуй течение времени и пространства сквозь тело. Наполнись силой.

Какое-то время мы сидим бок о бок и смотрим на воду. Небо рассекает вспышка молнии. Каждый нерв дрожит и поет. Я перерождаюсь.

Глава тридцать пятая После

Кто такая Джесси?

Я вышвыриваю из комода одежду.

Выдергиваю ящики.

Срываю все покровы, чтобы обнаружить признаки присутствия Джесси. Но безуспешно.

Они либо хорошо спрятаны, либо уничтожены.

Я переворачиваю мусорную корзину и перебираю скомканные бумаги и использованные салфетки. Вот она: статуэтка, которую мне дала Джинни. Фигурка матери, держащей на руках ребенка с ангельскими крылышками. На основании видна надпись: Джесси.

Я оседаю на пол. Сердце колотится, выстукивая имя: Джесси, Джесси, Джесси.

Ум напряженно работает, стараясь вычислить количество радиации, которому я подверглась с тех пор, как здесь оказалась. Из-за этого мои мысли путаются, а восприятие колеблется. Но я точно знаю: Джесси была тут.

* * *

Джинни пьет кофе на кухне, просматривая газету.

– Надеюсь, вы с Холидей хорошо провели время. Она упомянула, что вы вдвоем хотите устроить совместную ночевку.

– Мне очень интересно кое-что узнать, – прерываю я женщину, садясь напротив.

– И что же? – она откладывает газету и переключает все внимание на меня.

– Кто здесь жил до тебя?

– Пожилая пара продала нам дом, – на секунду задумавшись, отвечает Джинни. – Они провели здесь всю жизнь.

Я царапаю ногтем по бедру.

Вспышка боли.

Прилив храбрости.

– У них были дети?

Собеседница застывает, не донеся чашку с кофе до рта. Затем отставляет ее и неуверенно кивает.

– Думаю, да. Но я точно не помню. Мы так давно сюда переехали. А почему ты спрашиваешь?

– На моей двери раньше было написано имя.

– Да? И какое же? – Джинни идет к посудомоечной машине, загружает туда грязные чашки и тарелки, наливает средство и поворачивает тумблер. Раздается мерное гудение.

– Я не разобрала, – вру я, чувствуя, как от злости кровь приливает к щекам.