– Мы обсуждаем с соцработниками, как и когда это лучше организовать. Пока не могу назвать точное время, но обещаю, что ты обязательно еще увидишь своих братьев и сестер. Ничто не изменит того факта, что вы являетесь семьей.
Я вспоминаю смешливую Милли, впечатлительную Беверли Джин, угрюмую Карлу, которая не знает, кем хочет стать. Томаса, который нашел в себе достаточно смелости, чтобы выступить против моих родителей. Думаю о доброте Каспиана, спокойной уверенности Сэмюеля и невинных проказах Генри. Мне страшно слишком глубоко погружаться в воспоминания из опасения снова потерять в них себя.
– Мама?
Слово кажется странным и одновременно правильным.
– Да? – едва слышно шепчет Джинни в ответ.
– Прости, что я тебя забыла.
Она садится рядом и берет меня за руку.
– Никогда не извиняйся за это, Пайпер. Никогда. Ты сделала то, что было необходимо для выживания. Поняла? Ты настоящий боец, дорогая.
Я сажусь прямо и падаю в ее раскрытые объятия. Мама гладит меня по волосам, мне же хочется так много ей сказать, поведать даже о том, что самой не до конца ясно, но я могу только плакать.
Она меня не останавливает, за что я бесконечно благодарна.
– Можно заказать еще пиццы? – спрашиваю я, когда слезы иссякают. – Я так проголодалась.
– Звучит отлично, – кивает она, широко улыбаясь.
– Грибы…
– …и побольше оливок, – смеется мама. – Ты начала их жевать сразу, как только у тебя прорезался первый зуб, клянусь.
Она выходит, и я потягиваюсь, потом надеваю чистые джинсы и футболку. Поцарапав дверь пару минут, внутрь протискивается Дейзи. Я наклоняюсь и принимаюсь гладить ее, периодически целуя в нос.
Кровать.
Подоконник.
Потрепанный письменный стол с наклейками в виде ромашек на ящиках.
Это была моя спальня. А потом сменилась другой на многие годы.
Отца до сих пор не нашли. Наверняка он до сих пор разгуливает где-то, где солнце светит в лицо, а ветер подгоняет в спину, и вербует новых последователей, которых можно обманывать и контролировать. Новых последователей, которые станут им восхищаться и боготворить.
Он свободен, а я нет.
Я по-прежнему являюсь той девчонкой, что плавала на время, забиралась на аттракционы парка развлечений и лечила зубы гвоздичным маслом.
Той девчонкой, что боялась выглянуть за забор.
Даже за миллионы миль от отца я остаюсь дочерью лжеца.
Вытаскиваю таблетки из-под матраса и выкладываю их в линию. Ее хватает, чтобы достать от двери до самого окна.
Лекарства выглядят как конфеты: сладко и невинно.
На ум приходят бараки и коробка с забытыми одеялами. Отказ матушки отвечать на мои вопросы.
Я собираю таблетки в горсть и швыряю их на кровать. Сколько антидепрессантов потребуется, чтобы заставить забыть обо всем?
Чтобы погрузить в сон, от которого я больше не проснусь?
Мы с лекарствами устраиваем соревнование: кто кого.
Но я никогда не смогу так поступить с родителями. И с Касом. И с Эми.
Доктор Люндхаген говорил, что нужно доверять ощущениям. Что они принадлежат только мне самой.
А я не хочу умирать.
И, похоже, впервые в жизни смотрю на мир собственными глазами, а не следую воле отца или матери.
Решительно сметаю все лекарства в мусорную корзину, оставив только одну таблетку, и смываю их в унитаз.
Потом глотаю пилюлю, которую принесли только этим утром.
Думаю, самое время начать заботиться о себе, ради разнообразия.
Глава пятьдесят первая
После
Джинни дает мне код от замка́ в сарае и говорит, что сложила там кучу статей из газет о моем похищении и личные документы. Потом предлагает посмотреть их вместе, но подобное лучше делать в одиночку.
И сегодня я наконец решаюсь.
Остальные легли спать больше часа назад, но ко мне сон не идет. А потому натягиваю толстовку, хватаю фонарик, иду во двор к сараю и набираю комбинацию цифр. Изнутри все выглядит как обычная садовая пристройка: на деревянных стеллажах лежат инструменты, а к газонокосилке привалены пакеты с землей и присыпкой. В тенях что-то быстро мелькает. Мышь. Обстановка напоминает о доме, и я испытываю такой острый и мучительный приступ тоски, что едва удерживаюсь на ногах.
Я наклоняюсь, освещая фонарем нижние полки и углы под верстаком в надежде отпугнуть других грызунов. Луч выхватывает в основном банки с гвоздями и ведра с краской. И тут я замечаю пластиковую корзину, в точности как ту, что обнаружила в кладовке Джинни.
Вытаскиваю находку из-под верстака во двор и снимаю крышку. Сверху лежит толстая папка с документами.
Чувствую, как рядом возникает фигура отца, но отказываюсь на него оглядываться.
Я с трудом развязываю спутанные шнурки на папке и достаю прямоугольник из плотной бумаги. Сертификат о рождении.
Джессика Линн Хаггерти, семь фунтов четыре унции. Родилась в 5:59 утра двадцать второго октября.
Каждый год мы отмечали мой день рождения первого января. Матушка всегда говорила, что я новогодний ребенок и должна приносить счастье и удачу.
Но это было не так.
На свидетельстве есть оттиск двух маленьких черных ступней. Я дотрагиваюсь до них. Десять пальчиков, таких крошечных.
Затем откладываю документ в сторону.