— Употребляю слово «беспорядок», — продолжал профессор, — в самом широком смысле. Единственный факт, не подлежащий в настоящее время сомнению, это то, что при капитализме создаются определенные противоречия, которые приводят к беспорядку. Сможет ли социализм устранить эти противоречия, покажет время. Я полагаю, что окончательная оценка этих политических и экономических систем может быть дана не ранее, как лет через сто.
Профессор умолк. Кейт подняла руку.
— Но, право же, профессор, — сказала она, — мы не можем сидеть и ждать еще сто лет, не попытавшись что либо сделать для Америки.
— Конечно, нет, — сказал профессор. — Нам все время приходится действовать и принимать решения для упорядочения нашего общества, но эти решения основываются на еще не проверенных гипотезах. Только это я имел в виду.
— Для меня, право, не ясно, как вы можете говорить, что революция — это стремление к порядку, — сказал Майк.
— Я не говорю, что это всегда так. Я сказал, что так должно быть. И в этом случае революционное движение получает поддержку тех, кто еще к нему не примкнул.
Генри снова поглядел на тех в последнем ряду: три пары отрешенных глаз.
— Однако, с другой стороны, любая обреченная на неудачу попытка вреднее, чем бездействие, ибо она лишь усугубляет беспорядок, который является побочным продуктом капитализма.
— Но как можно быть уверенным в успехе, пока не сделана попытка? — сказал Сэм.
— Уверенным быть нельзя, — сказал Генри, — но здраво и достаточно точно предвидеть результат, объективно проанализировав потенциальные возможности любой данной ситуации, возможно. Здесь, как и во многих других случаях, главная опасность — самообман.
До окончания занятий Генри обратился к Элану, Дэнни и Джулиусу и попросил их задержаться. Они смущенно переглянулись, но подошли к профессору, в то время как остальные покидали аудиторию. Генри остался сидеть и жестом предложил им занять места в переднем ряду.
— Вы не очень-то умелые конспираторы, — сказал он, когда они остались одни. — Всякому ясно, что вы что-то замышляете.
Джулиус отвел глаза и поглядел в окно, Дэнни покраснел и только Элан открыто встретил взгляд профессора,
— А мы и не пытались ничего скрывать от вас, — сказал он. — Мы ведь как будто пришли к соглашению, что следует предпринять что-либо более радикальное, чем… Ну, скажем, чем просто пожертвовать свои деньги.
— Прекрасно, — сказал Генри. — Но мне хотелось бы знать, что именно вы намерены предпринять.
— Мне кажется, это только поставит вас в затруднительное положение, — сказал Элан.
— Я готов рискнуть, — сказал Генри.
— Бога ради, профессор, — сказал Дэнни, — вы знаете, как мы уважаем и ценим вас… Но то, что мы задумали, это совсем не для вас.
— Тем не менее, — сказал Генри, — мне бы хотелось знать.
Все трое молчали.
— А если вы попытаетесь помешать нам? — сказал наконец Джулиус.
— Каким образом?
— Позвоните и ФБР…
— Этого профессор не сделает, — сказал Дэнни.
— Да, — сказал Генри, — этого я не сделаю.
— А зачем вам нужно знать? — спросил Элан.
— Да, видите ли, вы пробудили во мне интерес… И это не чисто академический интерес. Как вы сами сказали, от
дав свои деньги, еще не изменишь устройства мира. Мне бы хотелось услышать и другие идеи.
Элан поглядел на Дэнни, потом на Джулиуса. Те пожали плечами, и Элан снова обернулся к Генри.
— Позвольте нам подумать.
— Разумеется, — сказал Генри. — Загляните ко мне домой сегодня вечером… или завтра… словом, когда хотите, и сообщите о вашем решении.
Луиза ждала Джулиуса у дверей аудитории. Она с вызовом поглядела на отца. Он улыбнулся и ушел к себе в кабинет, а она присоединилась к троим студентам, и они зашагали в противоположном направлении.
— Твой отец, по-видимому, кое-что знает, — сказал Дэнни.
— Я не говорила ему, — сказала Луиза, опустив глаза.
— Нет-нет, — сказал Элан. — Он, должно быть, сам начал догадываться.
— Каким это образом? — спросил Джулиус.
— По некоторым нашим высказываниям, ну, и потом… мы ведь перестали принимать участие в дискуссиях.
— Да, это было глупо с нашей стороны.
— По счастью, — сказал Элан, — догадывается только профессор, а я не думаю, чтобы он стал что-либо предпринимать.
— Ну и как же — посвятим мы его? — спросил Дэнни.
— Посвятим? — переспросила Луиза. — Ты что, рехнулся?
— Он ведь просит об этом, — сказал Джулиус.
— Он может рассказать Лафлину, — сказал Дэнни.
— Нет, — сказала Луиза, покачав головой, — не думаю.
Он не любит Лафлина. Но он будет пытаться отговорить нас.
— А может, это и не так плохо, — сказал Элан.
— Ты считаешь, что у нас ничего не выйдет? — спросил Дэнни.
— Нет, — сказал Элан, — я думаю, выйдет. Но я думаю также, что мы должны твердо знать, чего добиваемся, и спор с твоим отцом, Луиза, должен помочь нам укрепиться в нашем решении. Переубедить нас он не сможет, а если не сможет он, так, значит, не сможет и никто другой.
20