Дочь Птолемея

- Я переплыву, - настаивал Атис.

- Иди, с тобою бог! - пьяно проговорил Пикус и опустошил свой кубок.

И толпа зевак двинулась поглазеть, как он будет плыть среди водорослей и мерзких тварей.

Через некоторое время он возвратился, торжествующий, мокрый, с зелеными травинками в волосах. С его одежды ручейками стекала вода.

Клеопатра подивилась его безрассудной смелости, так как вначале она приняла его выходку за пьяное безумие. Сорвав золотую цепочку со своей левой руки, она бросила ему:

- Возьми, Атис!

- О, благодарю, божественная! - воскликнул отважный юноша, падая на колени и покрывая поцелуями желтую безделицу, которая только что украшала её благоухающую ручку. Его увели переодеваться.

Захмелевшие мужчины, уязвленные подвигом Атиса и царицыной наградой, подняли шум. Фоб требовал льва, с которым готов был сразиться тут же, на глазах Клеопатры.

- Льва! Льва! - вторило ему несколько голосов. - Хосро! Хосро! Давайте льва!

Миний, с всклокоченными волосами, с венком, болтающимся на правом ухе, стучал кулаком по столу и твердил, плача:

- Я хочу умереть за царицу!

- Да ты безумный, Миний! Не лучше ли жить ради царицы и быть ей полезным?

Двое рассудительных мужчин, не обращая внимания на творящееся вокруг безумие, беседовали.

- Врачебное искусство, что ни говори, Неоптолем, очень почетно. Без хорошего врача теперь прожить трудно.

Неоптолем, хохотнув, иронически заметил:

- Конечно, дружок, конечно. Кто же тогдаравит тебя на тот свет?

Вблизи их остроносый Пап громко разглагольствовал:

- Не от количества войск зависит успех в битве. Вспомни Гая Юлия. Он пришел сюда, в Александрию, с малыми силами. "Великие дела надо совершать, а не обдумывать", - говорил он. Я привожу его слова, чтобы показать, насколько важна вера в успех, а сомнения ведут только к поражению.

- Насчет сомнения я с тобой согласен, но осторожность, милый Пап, никогда не помешает.

Аристобул, мужчина лет сорока, с аккуратной черной бородкой, заплетенной в мелкие косицы, обнимал печального красивого молодого человека и многозначительно произносил:

- Послушай, Останес. Я достаточно прожил и хорошо изучил людей, чтобы судить о них. Учти, любопытный алхимик, люди не так хороши, как кажутся. Женщины жестоки, лживы, порочны и глупы. Мужчины суровы и высокомерны. Встретить снисхождение у теперешних людей почти невозможно. До тебя просто никому нет дела. Каждый думает только о себе. Это не то что в мое время, когда я был молод, как ты. Человек становится хуже. Одним словом, он вырождается. Везде господствует власть денег и сила. Прав тот, кто не слаб. А если ты кому-либо мешаешь, тебя затравят, как лисицу. Я не хочу говорить об этом слишком много, иначе мне станет грустно. Собственно, куда подевались наши женщины? Господи, как без них тускло и скучно!

Внезапно музыканты заиграли красивую плавную танцевальную мелодию.

- Идут! Идут! Наши этрусочки идут!

20. КАК ЭТРУСКИ В СТАРИНУ

Друг за другом двумя ручейками из-за спины сидевшей Клеопатры выплыли женщины и плавно заструились вдоль стоявших с двух сторон лож на открытую середину, освещенную тремя высокими светильниками. Их поднятые вверх обнаженные руки раскачивались в такт музыке, которая стала походить на бодрую плясовую.

Женщины были облачены в странные пестрые одеяния, закрывающие их с шеи и до пят; они представляли собой бесформенные платья, состоящие из множества красных, желтых, зеленых, кремовых лент; чтобы от движения ленты не разлетались, в талии они были схвачены широким поясом, завязанным узлом на животе. Два длинных конца пояса с кистями болтались спереди, достигая колен. Их головы покрывали прозрачные вуали-накидки, сквозь которые проглядывали лица; на каждой, кроме того, была надета небольшая черная маска с косыми, как у кошки, прорезями для глаз.

Как только женщины заняли открытую середину, откуда-то сверху стали опускаться легкие розовые лепестки. Они падали, точно снежинки, трепеща в воздухе от малейшего дуновения, и густо усыпали весь пол террасы. Воздух наполнился сладостным ароматом свежих роз.

Мужчины, воздев руки, заулюлюкали. Появившиеся почти нагие, в черных масках юные рабыни увенчали головы мужчин новыми венками и вручили каждому по кубку, наполненному вином.

Тем временем женщины соединились в круг и стали продвигаться в том же плавном веселом танце.

Раздался звук флейты, похожий на вздох.

Женщины разом остановились и повернулись своими невидимыми лицами к восторженным мужчинам, глядевшим на них влажно блестевшими глазами. Одинакового роста, в странных широких одеждах, скрывающих очертания тел, их действительно нельзя было различить, кто из них - Джама, Кассандра, Филина, Рея, Кирена, Тара или Лаодика...

Подбежавшие рабыни вручили каждой женщине по серебряному кубку с вином.

Тогда от мужчин выступил Нечкин, мастер произносить красивые витиеватые тосты, поднял свой кубок и, обратившись к Клеопатре, единственной женщине на террасе с открытым лицом, произнес:

- На всем свете есть одна земля, где нам легко дышится, - это Египет.

Во всем мире только одно солнце, которое ласкает и согревает нас, это солнце Египта.