– Почему ты мне не веришь? Много лет назад, когда я рассказала тебе, что видела из окна ночью, ты тоже заявил, что мне все приснилось. А ведь недавняя сцена на улице доказывает, что и тогда я не спала.
– Она доказывает только одно: у тебя по-прежнему слишком живое воображение, и иногда оно играет с тобой злые шутки.
– Карл… – В горле у меня становится горячо, и хочется взять и стукнуть брата как следует, чтобы он наконец меня услышал. Заставить его слушать.
– Ну хорошо. Предположим, ты не ошиблась и у папы действительно есть любовница. Ну и что? Сейчас у всех любовницы. Особенно у больших начальников. У герра Гиммлера, например. Такова жизнь. Многие даже удивляются, если у крупного чиновника вдруг не оказывается любовницы. Главное, что папа никогда не бросит маму, в этом я уверен. Ну а раз все шито-крыто, то в чем проблема?
Слова брата буквально ошарашивают меня. Я смотрю на него, открыв рот. То есть он считает, что папина любовница и тайная семья – это нормально?
– Как ты можешь так говорить! – возмущаюсь я. – А если бы папа был с маленьким мальчиком, а не с девочкой? Тогда тебе тоже было бы все равно? Или тебя все же задела бы за живое мысль о том, что у твоего отца есть другой сын? – Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. – А может быть, он и есть. Кто сказал, что у них только один ребенок?
– Не смеши меня, Хетти. Нет у них никакого сына.
– Почему ты так уверен?
– Господи! Да что с тобой такое? – Он подносит бутылку к губам и делает большой глоток.
– Что со мной? Нет, это с тобой что, Карл?
– Все, не хочу больше слушать твои глупости.
– То есть ты не готов смотреть правде в глаза, так?
– Пора собираться, меня уже ждут в городе, – говорит он, не обращая внимания на мои последние слова. – Ты тоже можешь пойти, если хочешь. – И брат выходит из комнаты.
Я еще долго смотрю на дверь. В глазах у меня слезы. За что он так со мной? Это какой-то новый Карл, не тот, которого я знала. Когда он уезжал, я боялась, что армия его изменит. Так оно и случилось. Огромная, зияющая пустота вдруг открывается у меня внутри. У папы есть любовница и маленькая дочка. У Карла – Эрна. И только я не могу быть с Вальтером открыто, а мама так занята новым проектом, что ее почти никогда нет дома, и даже когда она есть, то все равно сидит по уши в своих бумагах.
И я, впервые в жизни, до боли в сердце вдруг ощущаю свое полное одиночество.
21 декабря 1937 года
Еще не рассвело, а я уже на ногах. Укладываю в рюкзак два комплекта одежды и плащ. Держа туфли в руке, в одних чулках спускаюсь по лестнице.
Зажигаю свет в кухне. Куши, свернувшись, спит в своей корзинке. Едва я вхожу, он приоткрывает один глаз и пару раз взмахивает хвостом.
– Спи, милый Куши, – говорю ему я и ласкаю складчатую шкурку у него на загривке.
Беру из банки деньги, – вообще-то, они предназначены Берте на кухонные расходы – и засовываю их поглубже в рюкзак. Надеюсь, кухарка не особенно пристально следит за приходом-расходом. Достаю из корзинки хлеб и отрезаю от него ломти на сэндвичи.
За моей спиной скрипит дверь. Ну конечно, Ингрид, разве она могла улежать в постели именно сегодня! Я оборачиваюсь, чтобы приветствовать ее, но готовое объяснение застывает у меня на губах: это не Ингрид. На пороге стоит Карл – лохматый, во вчерашней одежде. Запах табачного дыма и спиртного от него я чувствую, даже стоя у стола.
Привалившись к косяку, он пытается изобразить улыбку.
– И куда это ты собралась в такую рань? – Язык у него заплетается, но голос звучит грозно.
Я поворачиваюсь к нему спиной, мои мысли мечутся. Машинально начинаю намазывать маслом хлеб.
– Делаю сэндвичи для БДМ. А вот где ты был?
– Не твое дело.
– Разве ты был вчера не с Эрной?
– Ее я отвел домой в приличное время, чтобы родители не волновались. А потом пошел с парнями пропустить еще по паре пива.
– По паре, говоришь? Скорее уж по дюжине. Интересно, что бы сказала Эрна, если бы сейчас тебя увидела? – Я режу сыр и кладу его на хлеб.
Брат, пошатываясь, подходит ко мне и встает, ухватившись обеими руками за стол.
– Она меня любит, нравится это тебе или нет.
Теперь, когда он совсем близко, я вижу, что глаза у него красные, в сетке кровеносных сосудов.
– Шел бы ты спать, – говорю я ему. – Вздремни хотя бы пару часов, чтобы не показываться маме в таком виде. Представляю, как бы тебе влетело сейчас от твоего гауптмана Винклера. Наверное, вышибли бы тебя из Люфтваффе, и дело с концом.
– Да что ты вообще понимаешь?! – фыркает Карл. – Живешь тут как принцесса. Я всегда тебя защищал. Заботился о сестренке… а ты что же? А? Плевать на все хотела, и будь с нами всеми что будет?
– О чем ты говоришь? Ложись спать, Карл, ты пьян.
– Ну нет! Я никуда не пойду, пока не услышу от тебя, что ты тут затеяла.
– Ничего я не затеяла.
– Ходит слух, что у тебя появился тайный ухажер.
Нож выскальзывает у меня из рук и громко клацает о доску для резки хлеба. Но я тут же хватаю его снова.
Режу масло, заставляя пальцы двигаться, размазывать масло по хлебу, но руки дрожат, и хлеб крошится.
– Кто это тебе наплел?