Сонная и разморенная теплом от камина, я чувствую, как его голос волнами накатывает на меня. Но тут же вспоминаю про Томаса, и узел страха у меня в животе затягивается еще туже. А вдруг Томас сейчас, вот в эту самую минуту, говорит с папой.
– Хетти?
– Мм?
Карл смотрит на меня:
– Я говорю, что хочу встретиться со Штефаном, Франком и Клаусом. Пойдешь со мной? Эрна тоже будет. Посидим где-нибудь, выпьем пива, прогуляемся по городу. На рождественскую ярмарку можем заглянуть. Что скажешь?
– Извини, я… было бы здорово. Конечно, Карл.
– Что ж. – Он встает и потягивается. – Пойду разберу вещи и приму душ.
Карл выходит из комнаты, а мы с мамой с улыбкой смотрим друг на друга. До чего же хорошо, что брат вернулся! Но даже его присутствие в доме не может разомкнуть железные пальцы страха, которые держат меня за горло, грозя вот-вот удушить.
Позже я захожу к Карлу и застаю его на кровати с бутылкой пива в руке.
Я сажусь на краешек, а он поджимает ноги, чтобы освободить мне место.
– Расскажи, как твои дела в Люфтваффе. Только без редактуры, по-настоящему. Я же не мама. Это правда то, о чем ты мечтал?
– Ох, Хетти, даже не знаю… И да и нет. Летать – это так здорово, словами не описать. Там, – он показывает рукой в темное небо за окном, – есть только я и машина. Ее чистая, ни с чем не сравнимая мощь. Я веду; она подчиняется. И как подчиняется! Скорость, маневр! По сравнению с ней планеры – детские игрушки, хотя я только теперь понял, сколько они мне дали. Я так много узнал о ветре, о воздушных течениях, о погоде, вообще о физике. И все это очень полезно.
– Это понятно, а что еще?
Он судорожно сглатывает.
– Честно говоря, там довольно тяжело. Из-за того что я учился в гимназии, начальники считают меня высокомерным засранцем и вечно норовят влепить какое-нибудь наказание. Например… – Он умолкает, я вижу, как дрожит его губа, но он тут же закрывает рот и снова сглатывает.
– Карл?
– Ничего. Я справлюсь. У меня уже есть пара хороших друзей, они прикрывают мне спину, как я и говорил. А на той неделе гауптман Винклер отвел меня в сторонку и с неохотой, но все же сказал, что я прирожденный пилот. Просто мне надо… надо доказать, что я такой же, как остальные. Вот и все. И я над этим работаю. Так что все будет нормально.
Я смотрю на брата и вижу, как меняется его лицо, когда он заново переживает неприятные моменты.
– Ты уверен? – Я трогаю его за колено.
– Конечно, а как же иначе? – твердо отвечает Карл. – Ну а как тут у вас? Что нового? Рассказывай, – с улыбкой меняет он тему.
Как бы мне хотелось поговорить с ним о Томасе и Вальтере. Спросить, как мне быть с ними дальше. Раньше я бы так и сделала. Но сейчас ему и без моих бед несладко.
– Ну давай выкладывай, – подталкивает меня брат. – Поссорились с Эрной, да? Ты мне такое написала… Видно, была сильно расстроена.
– Прости. Я глупая гусыня, – говорю я, подтягивая колени к груди, и внимательно слежу за его лицом – не сердится ли он. Но Карл улыбается и легко шлепает меня по коленке:
– Эрна тоже была безутешна. Боялась, что ты перестанешь с ней дружить.
– Я чувствую себя такой дурой.
– Ты всегда так: сначала говоришь, потом думаешь. Честное слово, мы совсем не хотели тебя обидеть. Просто все… сложно. Сначала мы вообще никому ничего не собирались рассказывать. Все было… не всерьез. Я собирался уезжать, мы думали: все равно все скоро забудется. Но не забылось. Я хотел поделиться с мамой и папой, но не мог. Боялся, что они скажут родителям Эрны, а они строгие, ни за что не разрешат ей дружить с парнем. Вот почему мы молчали, а не потому, что хотели насолить тебе.
– Я уже поняла.
– Так вы помирились?
– Да. Помирились.
– Отлично! Я очень рад. А то я уже переживать начал.
– Не надо, не переживай, – говорю я, глядя в пол.
Как бы мне хотелось, чтобы мы могли вот так же поговорить сейчас обо мне и Вальтере.
– Хетти?
– Да.
– Это еще не все, я вижу. Я слишком хорошо тебя знаю. Мой Мышонок ничего от меня не может скрыть.
А Мышонок скрыл. Кое-что очень, очень важное.
Вздохнув, я рассказываю ему о том, что тревожит меня во вторую очередь – о папе, фройляйн Мюллер и их ребенке. Карл внимательно слушает, его лицо серьезно.
Когда я заканчиваю, он долго и как-то рассеянно смотрит в окно. Потом, покачав головой, медленно начинает:
– Значит, ты видела, как папа здоровается с фройляйн и берет на руки ее дочку. И только. А тебе не приходило в голову, что это могла быть их первая встреча за несколько лет? Что они просто столкнулись на улице, случайно, и она поспешила похвастаться своим ребенком?
– Нет, все выглядело совершенно иначе.
– То есть тебе показалось, что все так выглядело. А может, ты сама вложила в эту сцену смысл, которого в ней не было?