Дочь Рейха

Я в таком отчаянии, что мне просто необходимо с тобой связаться. Надеюсь, это не осложнит твое положение еще больше. Мне так жаль, что я сердился на тебя вчера. Я очень испугался и потому был резок. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Теперь я беспокоюсь за нас обоих. Удалось ли тебе договориться с нашим другом? Давай встретимся рано утром в безопасном месте и обсудим, что нам делать дальше. Может быть, на вокзале? Ты сможешь прийти туда в 6 утра? Так у нас будет больше времени. Можно даже сесть в поезд и поехать куда-нибудь, где меньше любопытных глаз. Дай мне знать, получится ли у тебя.

С любовью,

В. ХХ

P. S. Посыльному можно доверять – это сын Лены.

Скомкав записку, я сую ее в карман халата.

– Да, ответить действительно придется. Подожди, Ингрид.

И я торопливо пишу:

Мой дорогой!

Я пыталась говорить с нашим другом, но он, похоже, решительно настроен доставить нам неприятности. Я боюсь за нас обоих. Конечно, я тебя прощаю. Ты имел полное право расстраиваться и сердиться. Да, завтра в 6 утра я буду на вокзале. Принесу еды и денег.

До завтра, ХХХ

Я запечатываю конверт и, поколебавшись, подписываю: «Лене».

Ингрид едва не лопается от любопытства, когда я отдаю ей письмо. Ее пальцы бегают по нему так, словно она надеется распознать его содержание наощупь.

– Записка моей школьной подруге, – говорю я. Мне не нравится блеск в глазах горничной.

– Конечно, фройляйн Герта, – отвечает та, недовольно поджав губы. – Сейчас передам посыльному. – И она выходит из комнаты, не потрудившись стереть с лица презрительную гримасу.

Секунду я смотрю ей вслед. Но тут же в панике бросаюсь к окну, заламывая руки. А вдруг она меня обманула и никакого посыльного нет? Через пару секунд темноволосый мальчуган лет одиннадцати-двенадцати проходит под вишней, отпирает калитку изнутри и выходит на улицу. В руке он держит что-то белое. Но и этого оказывается недостаточно, чтобы развязать узел страха у меня внутри.

– Алло! Кто-нибудь дома? Я вернулся! – раздается в прихожей голос Карла.

Мой дневник лежит на полу, рядом ручка, на ковре расплылось чернильное пятно. Похоже, что я заснула.

Вскакиваю с сиденья под окном и засовываю дневник под матрас. Бегу вниз, в прихожую. Мама уже там.

– Я задремала! – говорит она, поправляя платье. – Как же хорошо, что ты наконец приехал! Теперь можно отпраздновать Рождество по-настоящему… Не знаю, правда, где твой отец… у него какие-то таинственные дела. Ну и пусть, главное, что ты дома! – Мама вся светится, не сводя глаз с Карла.

Он целует ее и поворачивается ко мне:

– А вот и ты, Мышонок! Рад видеть тебя, растрепка. Что это у тебя с волосами? – Он взъерошивает их и хохочет.

– Отстань! Я тоже спала. Вот волосы и растрепались.

– И мама спала, но у нее с волосами все в порядке!

– Карл…

– Да ладно тебе, глупышка, я же шучу. Ты красотка, как и всегда. Что у нас есть выпить? – Он снимает шинель и бросает ее на вешалку. – Ингрид, принеси, пожалуйста, пива.

Мы все идем в гостиную, где в камине жарко пылает огонь. Брат с кружкой пива в руке опускается на диван, я сажусь рядом с ним, поджав под себя ноги.

– Гауптман Винклер – зверь, – рассказывает он нам. – Бывает, устраивает проверки в пять утра. Кровати должны быть аккуратно заправлены, сапоги начищены до блеска, форма в полном порядке. Мы должны быть одеты и готовы к вылету в считаные секунды. Ты еще не проснулся толком, в голове туман, а он уже орет какие-то команды и засыпает тебя вопросами о технических характеристиках «юнкерсов», «мессершмиттов», всяких подробностях полета и ведения воздушного боя, которые и не спросонья не сразу вспомнишь!

– Ужас какой!

– Но мы с Кунцем, Вульфи и Грегом – это мои друзья – уже привыкли прикрывать друг другу спину. Там без этого нельзя. Гауптман Винклер расслабиться не дает. – Карл допивает пиво. – Хорошо дома. – Улыбаясь маме, он протягивает кружку Ингрид, чтобы та налила ему еще.