Дочь Революции (СИ)

— Один? Рагнара умерла ещё до твоего рождения, vestemech, а то, что делаешь ты, именуют манипуляцией, — безразлично возразил Кемром и опустил на покровительницу полный решимости взгляд. — Напрасно ты считаешь её глупой — ты не иная.

— Что ты сказал?

— Будь ты умнее, — пренебрежительно продолжил он, — то не стала бы натравливать меня на свою неприятельницу. Тебе ли не знать о надзоре ундин? Nof, не приказывай и не проси. Я не трону госпожу Лайне не потому, что не считаю её угрозой, но потому, что убийство вестниц я предпочёл бы начать не с неё. Ты действительно хочешь развязать мне руки?

Злобно зыркнув на гарда, Вейнберг произнесла:

— Я тебя услышала… Но и ты молись, чтобы она больше мне не попадалась. Я не поверю, что крест случайно оказался у неё, и я готова прервать жизненный путь этой ejsnel, — далее угрожающий тон сменился на спокойный: — Мы строим новый мир, Антон. Без грязи и лжи. Этому в нём нет места.

— Covon, — непримиримо бросил тот и, сняв очки да бросив, раздавил их сапогом, — в нём и для меня нет места.

Вилена подложила топливо в жаровню и, заботливо разложив останки, согласилась:

— В этом ты прав… но и умереть ты не можешь. Мы можем разбросать тебя по всем кострам Нулевой Высоты, и ты на собственных костях познаешь жар жаровен… но это пустая трата времени. Думаешь, я не вижу, что ты уже не справляешься со своей ролью? Не пройдёт и пяти лет, как ты сам развалишься.

Горящие белизной зрачки сузились.

Нырнув в коридор, Вейнберг вернулась с горящим факелом и бросила его прямиком в жаровню. Пламя, поначалу апельсиново-жёлтое, зардело, и вспыхнул ослепительно красный огонь. Глаза Церны налились кровью. Рты её приоткрылись — помещение наполняется оглушительным скрежетом: так приходит в действие механизмы после десятилетий забвения.

— В былые времена Церна отпугивала деми, оберегала людей… — отряхивая руки, вполголоса рассуждала Вейнберг. — Мы же используем силу её голоса, чтобы пробудить Раге к жизни.

Услышав об этом, Кемром встревожился. Заклокотало сердце — в один момент оно ударило настолько сильно, что грудную клетку пронзило болью. Мужчина, пошатнувшись, уцепился за одну из опорных колонн, что поддерживали башню. В чёрных глазах мелькнул страх. Расширившиеся в темноте зрачки обратились на Вилену.

— Как? — не своим голосом спросил Кемром.

— Мощи, — прошептала Вилена и, встав над жаровней, сделала глубокий вдох. — Мы отдали Живамиж всю свою веру, чтобы она обрела подлинную мощь. Когда Церна проснётся, мы добавим её мощи, и Градемин склонится пред демиургической волей.

— Откуда они у вас?

— Эти глупцы сами привезли их сюда… — За пеленой дыма лицо Вейнберг исказилось до звериного. — Эксперимента ради. Они хотели получить демографический рост, а теперь мы возьмём то, что нам положено.

— Ты же понимаешь, если этот путь будет продолжен, то отродье, что спит под городом, поднимется? — Капитан непроизвольно вспомнил о Стагете. О последнем Нисхождении, что предзнаменовало продолжительное затишье в этом бесцветном умирающим мире. — Вы можете хотеть жить в новом — переделанном — мире, но для этого вам придётся пройти войну. Войну новую, войну против людей.

Вейнберг равнодушно пожала плечами.

— У нас… у меня нет иного пути, Тони. — Когда голос её смягчился, Кемром начал невольно вслушиваться. — И не только у меня. Многие из нас от рождения были лишены выбора: нас продавали и отдавали, кого куда — в Красмор, Чёрным Зорям… а то и сразу поленьями бросали в огонь ради светлого будущего. Если мне уготовано сгореть, я хочу сама выбрать, во имя чего мне обратиться прахом. Неужели тебе это ничего не напоминает?

Действительно. Она звучала настолько убедительно, что на какое-то мгновение капитан мог проникнуться тем, что счёл бы безумием. Лжи в словах покровительницы не было: о своём происхождении она и вправду ничего не знала, и Чёрные Зори выкупили её у Красмор — уже годами позже в Карпее это стало опекунством. Архивы не помнили ни рождения Вилены, ни её родителей — этих оснований было достаточно, чтобы предположить, что семья её служила одному из ныне запрещённых культов. История зацикливалась…

Не будь Кемром демиборцем, он бы поверил.

Вместо этого он только усмехнулся.

— Хочешь воззвать к моему трагическому прошлому? — с издёвкой спросил капитан. — Не выйдет. Я всё это слышал уже тысячу раз… Вы, язычники, так ничего нового и не измыслили. В чём дело? Ты настолько сильно боишься смерти?

— Нет, — нарочито легко отвечала покровительница, — не её я боюсь… а умирания. Момента, когда ты остаёшься один на один со своей агонией. Тебе не хуже меня должно быть известно, что мгновенная смерть — это миф. Умирать не бывает просто: сначала ты опустишься в горнило боли…

— Поэтому ты эту боль хочешь растянуть?

— У меня нет иного выбора, — упёрто, с тенью одержимости повторяла она. — Я слышу его голос, Тони. В самом сердце… Я была рождена, чтобы вернуть его к жизни, ибо он единственный, кто может говорить с деми и со мной.