Дороти объяснила. Она объяснила неполно и сбивчиво, и внезапный страх охватил её, дурное предчувствие, что это приведёт к беде. Но всё же она объяснила. И после этого, конечно, всё и закрутилось.
Около половины класса, придя домой, попросили родителей объяснить значение слова «утроба». Началось всеобщее волнение, в разные стороны полетели послания. Ужас, как электрический разряд, прошёлся по пятнадцати домам благопристойных нонконформистов. В этот вечер родители, должно быть, собрались на своего рода тайное совещание, так как на следующий вечер, примерно к концу уроков, к миссис Криви прибыла делегация. Дороти слышала, как они по одному и по двое заходят в школу и пробовала догадаться, что теперь будет. Как только она распустила детей, снизу послышался резкий крик миссис Криви:
– Зайдите сюда на минутку, мисс Миллборо!
Дороти поднялась, стараясь унять дрожь в коленях. В мрачной гостиной около фортепиано в суровой позе стояла миссис Криви, а шестеро родителей сидели вокруг неё на набитых конским волосом стульях как круг инквизиторов. Среди них был Джо Бриггс, который писал письмо по поводу арифметики Мэйбл. Он оказался насторожённого вида зеленщиком, с ним пришла сухощавая сварливая жена. Там же сидел большой, похожий на быка мужчина с поникшими усами, а рядом – бесцветная, невероятно
– Садитесь, мисс Миллборо, – сказала миссис Криви, указывая на жёсткий стул, стоящий, как скамья для кающихся грешников, в центре круга.
Дороти села.
– А теперь, – сказала миссис Криви, – только послушайте, что мистер Пойндер хочет вам сказать.
Мистер Пойндер много чего хотел сказать. По всей видимости, другие родители выбрали его как представителя их интересов, и он говорил до тех пор, пока хлопья желтоватой пены не начали появляться в уголках его рта. И что примечательно, он с таким большим уважением относился к соблюдению приличий, что ему удалось всё это сделать, ни разу не произнеся слово, ставшее причиной всех бед.
– Я чувствую, что выражу здесь мнение всех, – сказал он со снисходительным красноречием торгаша, – сказав, что, если мисс Миллборо знала, что в этой пьесе «Макдуф», или как она там называется, содержатся такие слова, о которых мы сейчас говорим, она ни за что не должна была давать её читать детям. По моему мнению, это просто позор, что издаются такие учебники с такими словами в них пропечатанными. Я уверен, что, если бы кто-нибудь из нас знал, что этот Шекспир понаписал, мы бы пресекли это в самом начале. Должен сказать, это меня удивляет. Только на днях я прочитал заметку в «Ньюс Кроникл» о том, что этот Шекспир – отец английской литературы. Ну хорошо, если это литература, так давайте нам
– Но ведь дети бы не поняли пьесу, если бы я им не объяснила, – выразила свой протест Дороти в третий или четвёртый раз.
– Конечно, не поняли бы! И вы, кажется, не понимаете, о чём я говорю, мисс Миллборо! Мы и не хотим, чтобы они понимали. Думаете, нам хочется, чтобы они брали из книг все эти грязные идеи? Хватит уже с нас этих грязных фильмов и этих дешёвых журналов для девочек, за которые они ухватились. И там все эти мерзкие, грязные любовные истории с картинками! Ну, я не буду в это углубляться. Мы посылаем детей в школу не для того, чтобы им в головы вкладывали какие-то идеи. И заявляя это, я говорю от имени всех родителей. Мы все, каждый из нас, – люди достойные и богобоязненные. Есть среди нас баптисты, есть методисты, и есть даже один представитель Англиканской Церкви. Но мы не углубляемся в наши различия, когда речь заходит о делах, подобных этому. Потому что мы стараемся вырастить наших детей приличными людьми и беречь их от таких Фактов Жизни, пока им не исполнится двадцать один год.
Все родители дружно закивали, а похожий на быка мужчина добавил:
– Да-с, да-с! Здесь я с вами, Пойндер! Да-с, да-с! – раздалось из его нутра.
Закончив с темой Шекспира, мистер Пойндер заговорил о новомодных методах преподавания Дороти, что дало возможность время от времени прорываться мистеру Джо Бриггсу: